Белая Русь(Роман)
Шрифт:
— Воспрянет… — недовольно скривил губы Небаба. — Она, что, померла?
— Жива!
— А коли жива, значит, будет жить. Тяжко сейчас казакам. — Небаба поднял голову, пристально посмотрел в темень, словно искал там казаков, и, не найдя, продолжал: — Бьются с панами насмерть. Думаю так: кровью изойдем, но осилим. Гетман Хмель меня на Белую Русь послал и сказал: там наши браты, доля у нас одна и дорога у нас с ними одна.
— И вера одна, — добавил Шаненя.
Небаба долго думал, и брови его заметно шевелились.
— Мне говорил Савелий, что пойдут мужики и челядники Пинска под наши хоругви.
— Пойдут, — уверенно ответил Шаненя.
— Пинск надобно обложить и взять, — твердо решил Небаба. — Тут иезуиты гнездо свили, и зараза эта по земле растекается. Ведомо мне, что приезжий тайный нунциуш папы Леон Маркони и благословение дал папское на огонь и меч. Паны ретиво выполняют завет. Но придет час — сочтемся за кровь…
— Город брать не легко тебе будет, — озаботился Шаненя. — В городе рейтар с пикиньерами полно. Арматы поставлены на стенах, и ворота наглухо запираются.
— Все это знаю. А ты ли не поможешь? — испытующе посмотрел Небаба.
Шаненя неопределенно пожал плечами. Подумал что-то, но мыслей не высказал.
— Чего жмешься? — спросил Небаба. — Ворота городские открыть силишек не хватит?
— Открыть, атаман, не мудрено, да стража у ворот поставлена.
— Трех стрельцов с алебардами порубить не сможешь? Или рубить нечем?
Шаненя замялся от колючего вопроса. По его же задуме Алексашка больше месяца махал молотом. Оружия наковали на целую сотню. Шаненя поднялся и пошел к телеге. Залез под дробницы, из потайного места, что устроил между досками, вытащил куль. Возле костра развязал мотузку. Мешок свалился, и засверкали полоски сабель.
— Привез тебе десяток, чтоб посмотрел.
Небаба встал, потер затекшие ноги и долго, восторженно смотрел на сабли.
— Сейчас посмотрим, какие они. — Кивнул Любомиру: — Неси, джура, татарскую.
Любомир исчез в темноте. Небаба взял саблю, сжал рукоятку и, словно желая убедиться в ее весомости, покачал слегка. Когда Любомир принес саблю, Небаба поднял свою над головой.
— Руби! — приказал он.
— Ты руби, атаман, — замялся Любомир. — Твоя рука крепче.
— Ну, держи!
Небаба поднял саблю. Шаненя не успел моргнуть, как цокнула сталь. Небаба подошел к костру, сел на чурбачок и с любопытством посмотрел в то место, куда пришелся удар. На лезвии сабли оказалась неглубокая зазубрина. Он потрогал ее ногтем и похвалил. Шаненя не ожидал.
— Добро откована. Кто мастерил ее?
— Есть у меня ладный коваль! — с гордостью ответил Шаненя. — Окромя сабель, алебарды и бердыши кует. Челядник из Полоцка, от панов бежал.
— Из Полоцка?.. — атаман не раз слыхал о далеком граде Полоцке. Знал, что его воевал царь Иван у ливонцев, и земля там русская. В краях тех хаживал на рыцарей с дружиной Александр Невский, что был зятем князя полоцкого. — Значит, и в Полоцке нет мира…
Небаба отдал джуре саблю, посмотрел на небо. Оно висело над головой, густое и звездное. Через час должно светать, и Любомир сладко зевнул.
— Иди, джура, поспи. Жаркий день будет.
Иван не понял, что имел в виду Небаба, но подумал, что утром выйдут казаки из леса. Когда Любомир ушел, Небаба пересел поближе, протянул к костру ладони.
— Теперь слушай…
Шаненя насторожился.
— Слушай
— Открыть сумею. Знать надо когда.
— Не торопись! — рассердился Небаба. — Все скажу. Савелий больше к тебе не придет. Он под Слуцк пошел. Заявится тебе Любомир. Казак храбрый и надежный. Ему будет известно, когда и в какой час выступать будем. А ты на всякий случай знай, мало ли какая оказия с джурой статься может. Гарцевать будем против Северских ворот, а ворвемся в Лещинские. Пусть пан Лукаш Ельский в другой бок глядит.
— Уразумел, — ответил Шаненя.
— Теперь слушай, как ворота открывать будешь…
Уже проснулись птицы, посветлел край неба, а Небаба говорил о казаках, которые секут коронное войско, говорил, что есть большая надежда на царя Алексея Михайловича. Он не оставит в беде ни Украину, ни Белую Русь.
Спал Шаненя в эту ночь мало. Два часа подремал в телеге, и разбудили людские голоса. Раскрыл глаза и удивился: откуда столько войска на поляне?! Казаки в синих кунтушах и широких шароварах разожгли костры и варят в горшках кашу. Люд разный: молодой, с легким пушком на лице, и старый, бородатый, с сединой. Среди казаков много белорусцев. Их сразу отличить можно — шаровар и кунтушей не носят, на голове не оселедец, а копна путаных русых волос. И кожей белорусцы белей. Значит, зря люди бают, что в казацком войске черкасы отдельно от русинов. Все одним табором стоят, из одних горшков кашу ложками берут. Казаки народ веселый, с шуткой не расстаются, песни поют, сказками тешатся. Высокий, круглолицый и розовощекий казак с серьгой в ухе подошел к телеге, посмотрел сбрую.
— Чы ты купець?
— Купец, — кивнул Шаненя. — Покупай товар.
— Та що ты прывиз?! — набежало сразу несколько казаков. Посмотрели на седелки и сморщили носы, — Йому дружину трэба. Цэ предбаемо…
— Купит нашу? Белоруску…
— Чому ни? Вона ж православной веры, своя…
— Приезжай в Пинск. Там продам.
Казак хлопнул себя по ляжкам.
— Будемо в Пиньску! Будемо!..
Гогочут казаки. Появился Любомир, посмотрел на черкасов злым глазом, щелкнул плетью по сапогу.
— Геть звидси! Тэж мени купець, сучи диты! Геть! Небаба идэ!..
Казаков от телеги словно ветром сдуло. К дробницам быстрым шагом подошел Небаба.
— Выспался? Или дремал, как курица на шестке? Упряжь оставляй. Есть в ней потреба. Только платить тебе нечем. Казна казацкая пуста.
— Не прошу, — обиделся Шаненя.
— Знаю, — Небаба положил ладонь на плечо Шанени. — Теперь будь здоров. Про верность твою дознается гетман Хмель. А ты ожидай джуру.
Небаба ушел так же быстро, как и появился. Шаненя ставил в оглобли лошадь и думал о том, что только половину ночи посидел с атаманом, а показалось, что давным-давно знаком с Небабой. Прост в разговоре, хоть и скуп в словах. Говорит спокойно и уверенно. Человек знает себе цену. Еще думал о словах атамана, которые запали в душу и трепетали горячим пламенем в сердце: «Вера одна и дорога одна…»