Белее снега, слаще сахара...
Шрифт:
– Сюда! Сюда! – король бросился на крыльцо «Пряничного домика» и дернул дверь.
Она была заперта и потребовались два багра, чтобы выломать ее.
Люди выстроились цепочкой, передавая ведра с водой. Я увидела короля возле самой двери – он бесстрашно выплескивал ведро за ведром, пытаясь погасить огонь, кто-то швырял лопатой снег на тлеющее крыльцо.
– Мейери! Ты цела?! – ко мне подбежал Филипп, на ходу застегивая куртку. – Что случилось? А что здесь делает этот болван?..
Последняя фраза относилась к его величеству, который
– Ты не видишь? – спросила я, не глядя на Филиппа. – Болван тушит пожар. И ты мог бы помочь.
Филипп сердито хмыкнул и отправился на помощь, но огонь был уже побежден, и последние угольки сердито шипели, умирая в лужах воды.
Когда приехала пожарная телега, ее развернули вон, посоветовав приезжать завтра. Я стояла напротив лавки, сунув руки в рукава, смотрела на закопченную сломанную дверь и думала, что за час погибли все мои надежды. Мастер Лампрехт обещал мне сорок пять процентов, но сорок пять процентов головешек – на них не слишком разживешься.
Пока мои соседи обсуждали случившееся, король подошел ко мне, натягивая треух на перемазанное сажей лицо.
– Мне надо уйти, - сказал он тихо, - уже светает.
Я не слушала его, только кивала: да, да, да…
– Завтра увидимся, - шепнул он, и я опять кивнула – бездумно, совершенно не понимая, что он говорит.
Появился мастер Лампрехт и завопил так горестно, что его бросились утешать все, кто находился поблизости. Я подошла и положила руку ему на плечо.
– Это как же, Мейери?! – причитал хозяин. – Как же так?!
– На первом этаже только пол прогорел, - пробасил кузнец, умываясь снегом. Перепачканный сажей, он походил на мавра из детского балагана. – Мы вовремя затушили. Но все в копоти.
И в самом деле, когда мы с хозяином зашли в лавку, то обнаружили прогоревший пол и испорченные продукты – мешки с мукой и сахаром, сундуки с миндалем и специями – все было покрыто жирной копотью и совершенно утратило свой вкус и аромат.
Вдосталь наговорившись, наши соседи начали расходиться, потянувшись по домам, а мы с мастером Лампрехтом уныло осматривали последствия пожара.
– Проклятые конкуренты! – чуть не плакал мастер.
– Уверен, что нас поджег Римус! Чтоб ему пусто было! Мы проиграли, даже не начав борьбу!
– Вы уверены, что конкуренты? – спросила я, еще раз оглядывая дверь и комнату.
– А кто же еще?!
– Дверь была заперта, когда загорелось. Я сама запирала ее, клянусь. И она была заперта изнутри – ее пришлось ломать баграми. И ключ висит на стене – видите? Пол прогорел посредине, тут и начался пожар. Вот здесь, перед прилавком. Странно…
22.
Мастер Лампрехт прекратил стенания и посмотрел на меня подозрительно.
– Думаете,
Он смутился и забормотал, что ничего подобного не подозревает, но если пожар начался изнутри, то, может, была забыта жаровня?..
– Жаровня стоит на втором этаже, - обрадовала я хозяина. – Можете сами убедиться.
Второй этаж совсем не пострадал от огня, но копоти здесь было еще больше и отвратительно пахло гарью. Я с посмотрела на загубленные платья и постельное белье, и покачала головой: ночевать здесь было невозможно.
– Позову плотника, пусть забьет двери, - сказал мастер Лампрехт на пальцах считая, сколько придется заплатить. – Сколько незапланированных расходов!.. Ладно, днем будем смотреть, что делать дальше. Найдешь, у кого переночевать?
– Пойду к госпоже Скель, - ответила я, забирая шкатулку со сбережениями – благо, копоть монетам не помеха.
– Она все равно живет одна, со своими кошками. Пустит меня на пару ночей.
– Тут одного ремонта на сто монет обойдется! – хозяин схватился за голову. – Колдовство! Не иначе! Ну как это могло произойти? Как?!
Я оставила его оплакивать закопченную лавку, а сама отправилась к вдове Скель, которая часто покупала у нас имбирные коврижки. Ее покойный муж служил поваром у бургомистра, и мы с мадам Скель любили болтать о каких-нибудь редкостных кушаньях, что ей приводилось попробовать в молодости, а мне – прочитать в поваренных книгах.
Мороз чуть отпустил, и посыпался снег – белый, пушистый, он падал медленно, налипая на ресницы. Он касался моих щек легко, будто поглаживал, а потом таял, оставляя на коже холодные капельки. Я смахивала их рукавом и ускоряла шаг.
Мадам Скель уже знала о пожаре и излила на меня словесные потоки утешений и надежд, что всё наладится. Она заварила травяной чай и поставила на стол хлеб, масло и земляничное варенье. Восемь кошек сидели на полках, подлокотниках кресел, скамеечках и диване, глядя на нас загадочно. Одна из них сразу забралась ко мне на колени, замурлыкав и выпрашивая ласки.
Может, это и к лучшему, - подытожила мадам Скель. – Теперь ты уйдешь из лавки и станешь мадам Вольхарт и заживешь спокойно и…
– Стоп-стоп-стоп, тетушка Скель, - запротестовала я. – О свадьбе с Флипсом не было и речи.
– Как же?! - она широко распахнула подслеповатые глаза. – Но ведь его величество лично благословил ваш брак!
– Боже, - простонала я, закрывая лицо ладонями. – Так и знала, что об этой глупости сейчас будет говорить весь город.
– Глупость?..
– Простое недоразумение, - объяснила я. – Его величество всё не так понял.
– Такое бывает, - простодушно сказала мадам Скель, подливая мне еще чаю. – А что скажешь о короле? Ты ведь видела его так близко!
Вопрос застал меня врасплох, и я невольно покраснела, вспомнив события прошедшего дня. Чтобы скрыть смущение, я наклонилась к кошке, почесывая ее за ушком.