Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Пользуясь фактической изоляцией Приморья и колебаниями возглавлявшей его «розовой», «земской власти», Григорий Михайлович попытался вбить клин между верхнеудинским и владивостокским правительствами. С последним, как более либеральным, были начаты переговоры об объединении сил под главенством Атамана, стремившегося таким образом перетянуть на свою сторону демократические элементы «Приморской Областной земской управы». В этом случае можно было надеяться совместными действиями раздавить партизанские формирования восточнее Сретенска или, в самом крайнем случае, отступить из Забайкалья в полосу отчуждения, базируясь на Харбин и Приморье. Последний план нашёл сторонников среди «каппелевского» командования (Войцеховского на посту Командующего сменил генерал Н. А. Лохвицкий, а того, в свою очередь, - генерал Г. А. Вержбицкий), и к середине августа началась эвакуация Читы и перебрасывание тылов на Маньчжурию.
16 августа из города ушли арьергарды семёновцев, 19-го - японцы, и 19-го же на станции Хадабулак состоялось соглашение представителей Атамана с «некоммунистической
– А. К.), главнокомандующим казачьих войск Забайкалья (?! – А. К.) и содействует созыву демократического съезда во Владивостоке». Главную угрозу большевики, впрочем, разглядели правильно: «Этим соглашением ДВР упраздняется».
Политическая победа, однако, оказалась недолговечной. Под влиянием коммунистов «Приморское Народное Собрание» (род «предпарламента») аннулировало Хадабулакское соглашение: социал-демократы и социал-революционеры пошли на поводу у большевиков (которые вскоре начнут их расстреливать). К этому же времени относится и ещё одна загадочная история.
Похоже, что накануне соглашения владивостокский «премьер» Никифоров, испугавшись за свою революционную репутацию и пытаясь реабилитироваться за «соглашательство», передал в Верхнеудинск сенсационное сообщение о... готовности Атамана перейти на советскую службу. Информация была немедленно передана далее - в Москву, после чего Наркомвоен Л. Д. Троцкий соизволил ответить: «По полученным из Верхнеудинска сведениям, атаман Семёнов обратился ко мне с предложением вступить в Красную Армию при условии амнистии. Полагаю, что нет причин отказать ему в амнистии под условием прибыть сюда...» [47] Одновременно была организована утечка информации, и позиции Атамана зашатались.
47
Находясь в советском плену, Григорий Михайлович давал какие- то странные показания о «посылке телеграммы Ленину», путая даты и ссылаясь на бывшего председателя РВС советской 5-й армии И. Н. Смирнова (которого почему-то назвал «Наркомземом»), к тому времени уже несколько лет как репрессированного. Более определённых свидетельств на этот счёт пока нет. Заметим, что в памфлете об Атамане Семёнове, приписываемом хорошо осведомленному генералу Л. В. Вериго и выдержанном в весьма нелицеприятных (а порой - и очернительских) тонах, столь выигрышный факт, как мнимое «предательство» Семёнова и его «переговоры с красными», не нашёл ни малейшего отражения.
– А. К.
Вот это было уже чересчур. Семёнов с треском дезавуировал генерала Б. Р. Хрещатицкого, который вёл переговоры с Никифоровым, и опубликовал ко всеобщему сведению «Обращение»:
«Мои переговоры с владивостокской делегацией по поводу объединения областей Дальнего Востока и стремления найти пути мирного соглашения с теми, кто только по недоразумению - совместно с большевиками, рассматриваются как отказ от борьбы с коммунизмом. Заявляю, что, стремясь к примирению враждующих, но в действительности национально настроенных групп русского населения [48] и всемерно стараясь внести успокоение в наш измученный край, я в то же время ни одной минуты не думал о прекращении борьбы с коммунизмом, которую ведёт сейчас весь народ России. Мир с большевиками был бы хуже самой ужасной гражданской войны... Нельзя протянуть руку примирения тем, кто довёл родную страну до небывалого позора и раззорения... Три года боролся я с большевизмом, буду и впредь бороться с ним до конца...»
48
Всюду в цитате - курсив Г. М. Семёнова.
– А. К.
Одновременно Григорий Михайлович предпринимает последнюю попытку объединить для борьбы все общественные и военные силы. Читу, вновь занятую уже 23 августа (красные не решились вступить в пустой город), приказано удерживать до последнего. На следующий день Атаман передаёт «всю гражданскую власть в крае» созванному Народному Собранию, оставив себе только верховное руководство войсками и контроль над золотым запасом, а 23 сентября объявляет о подчинении Правителю и Главнокомандующему Вооружёнными Силами Юга России генералу Врангелю. Но остановить агонию Забайкалья уже не в его силах...
Партизаны «Амурского фронта» по указке из Верхнеудинска приступают 1 октября к «ликвидации читинской пробки». Через три недели пала узловая станция Карымская, и Забайкальская столица оказалась отрезанной от основных семёновских сил. 22 октября Чита была сдана, ещё месяц шли бои, а 21 ноября войска Атамана отступили на китайскую территорию. Последний очаг Белого движения на Востоке России угас.
Сам Семёнов, конечно, так не думал. Напротив, он стремился сделать всё для продолжения борьбы, не в Забайкалья - так в Приморья. Однако путь туда лежал по КВЖД, через
Допуская, что отступавшие в поездах «мелкие команды» могут стать жертвами грабежа и произвола китайцев, Атаман Семёнов, конечно, не мог доверить игре случая судьбу золота, от которого, кроме всего прочего, зависели перспективы дальнейшей борьбы и просто благосостояние эвакуирующихся войск. Поэтому - по разным сведениям, 20 или 22 ноября - двадцать ящиков с золотою монетой и два - со слитками были переданы на хранение начальнику японской военной миссии полковнику Р. Исомэ. Сдававший золото под расписку генерал П. П. Петров утверждал позднее, что оно так и осталось в руках японцев, и в 1934-1941 годах даже пытался востребовать у бывших союзников русские ценности по суду. Но японский суд документально установил, что в декабре 1920-го Исомэ возвратил золото его законному владельцу - Правителю и Главнокомандующему Атаману Семёнову [49] . Впрочем, то, что золотой запас вернулся в русские руки, многих русских, увы, не устраивало, и здесь мы подходим к тому, почему окончание военных действий в Забайкалье приходится всё-таки считать и фактическим концом борьбы, события же 1921-1922 годов, хотя они и изобилуют славными боевыми страницами, - лишь послесловием, эпилогом, а выражаясь резче - агонией вооружённого сопротивления большевизму на последнем клочке дальневосточной земли.
49
Дальнейшая судьба золота продолжает оставаться не выясненной до конца. В 1945 году ею, похоже, больше, чем всеми остальными эпизодами биографии Семёнова, интересовалось советское следствие, однако из отрывочных публикаций на эту тему создаётся впечатление, что Атаман сознательно темнил и «путал следы». Известно, что часть золотого запаса должна была пойти на покрытие расходов по содержанию
Армии, а возможно - в дальнейшем и беженцев, причём распоряжаться ею должны были бы уже не «семёновские», а «каппелевские» генералы. В любом случае, к середине 1920-х годов личные средства Атамана Семёнова были, как мы вскоре увидим, весьма ограничены, и подозревать его в казнокрадстве кажется несправедливым. — А. К.
Возможные, да, наверно, и неизбежные между живыми людьми расхождения и разногласия начинают приобретать в этот период необратимый характер: воспользовавшись отъездом Семёнова на переговоры с японцами, Командующий Армией генерал Вержбицкий при поддержке старших штабных работников и командиров двух корпусов из трёх сделал попытку к перевороту, объявив о неподчинении Атаману. Нет сомнений, что для Григория Михайловича это выступление оказалось сильнейшим ударом. В то же время он сумел занять вполне достойную позицию, не захотев сделать заложниками простых солдат, - и в начале 1921 года возобновилась выплата денежного содержания воинским чинам в золотой монете. Не оставил Атаман и планов перехода к решительным действиям: часть пришедших в Маньчжурию полков была разоружена китайцами, но многие ещё сохраняли оружие, в первую очередь - наиболее преданная Семёнову группировка, переброшенная на станцию Гродеково. Где-то на западе дрался барон Унгерн. Наконец, не угасали надежды на отрезвление населения Забайкалья.
Планы Семёнова отличались масштабностью. Призывая едва ли не все мировые правительства к образованию «единой международной организации для борьбы с большевизмом», он готов был доказать свою состоятельность как политика и военачальника и непосредственно на фронте: на Урянхай и Верхнеудинск должен был броситься Унгерн, против Читы и Благовещенска готовились выступать накапливавшиеся в Маньчжурии войска генералов Мациевского и Шемелина, наконец, в Приморье, уже наводнённом «семёновцами» и «каппелевцами», следовало произвести переворот, после чего рвануться на север, к Хабаровску, а со стороны Харбина, вдоль реки Сунгари, этот удар должен был поддержать генерал Кислицин. Точная координация была, наверное, невозможна, но в качестве приблизительного срока открытия всех боевых действий назывался конец мая 1921 года.
22 мая было достигнуто соглашение о структуре будущей Белой власти на Дальнем Востоке. Её главой, в качестве Верховного Правителя, становился Атаман Семёнов, образовывались законодательный орган во главе с местными предпринимателями братьями Н. Д. и С. Д. Меркуловыми и «ответственный перед Народным Собранием» кабинет министров. Выступившие 26 мая во Владивостоке белые с минимальными потерями в течение нескольких часов ликвидировали власть ДВР, - но... успевшие за спиной Семёнова сговориться с «каппелевскими» генералами Меркуловы... просто отказались пускать Атамана в город.