Белое движение. Исторические портреты. Том 2
Шрифт:
Возможно, что Бермондт-Авилов, как он позднее писал в своих мемуарах, руководствовался исключительно государственными интересами России и собирался позже «пробиться» на Северо-Западный фронт. Но в тех условиях его выступление было полностью авантюрным. Помимо антипатий к белым, в Латвии усилилась неприязнь к русским вообще. Акция Бермондта, несомненно, дискредитировала Белое Дело. Вполне обоснованным в такой ситуации можно было считать заявление Верховного Правителя адмирала Колчака о том, что в случае отказа подчиниться Юденичу Бермондт «не может считаться русским подданным и офицером русской армии».
Так или иначе, несмотря на поражение похода на Петроград, можно отметить, что возможности белых были весьма велики для того, чтобы овладеть бывшей столицей. Очевидно, главной причиной неудачи следует всё-таки признать несвязанность, несвоевременность
Нельзя, конечно, отрицать стойкости сопротивления красных частей, особенно курсантов и матросов. Нужно отдать должное и энергии Троцкого, сумевшего за короткое время создать из Петрограда в буквальном смысле слова «цитадель революции». Его абсолютно не беспокоил тот факт, что в случае прорыва белых исторический центр города превратился бы в театр военных действий. Пусть «пролетарский Питер погибнет, но белые звери захлебнутся своей и нашей кровью» - эти слова одной из большевицких листовок как нельзя лучше передавали настроения, с которыми советское руководство собиралось защищать город. Очевидно, подобная участь ожидала бы и Москву, если бы Добровольческая Армия подошла к ней. Большевицкий режим готов был на любые жертвы.
Вернёмся теперь к уже цитированному выше выступлению генерала Томилова на юбилее Юденича (кстати, именно Томилову бывшим Главнокомандующим был поручен сбор материалов для книги об истории Северо-Западного фронта, но в свет она так и не вышла). Давая свою оценку причин поражения, генерал отмечал, что Главнокомандующий сделал всё, чтобыло в его силах, чтобы одержать победу. Но «полководческие дарования генерала Юденича попали в непреодолимо тяжкие условия. Ни своей территории, ни базы не было, попытка опереться на Финляндию не удалась, пришлось базироваться на Эстонию, правители которой считали торжество Белого движения более опасным для самостоятельности
Эстонии, чем советская власть в России. Почти никаких средств для ведения военных операций также не было. Была полная зависимость от англичан, на которых Антанта возложила помощь здесь Белому движению, а в правительственных кругах Англии вскоре уже взяли верх тенденции, что интересы её на Северо-Западе России ограничиваются лишь задачей укрепления самостоятельного бытия лимитрофных новообразований.
Маленькой Северо-Западной армии не по силам, конечно, была задача овладеть и удержать за собой столицу. Вынужденное, жертвенное во имя общих интересов всего Белого движения, внезапное молниеносное наступление её к самым предместьям Петрограда выполнило задачу отвлечения на себя сил противника: большевики вынуждены были спешно оттянуть с других фронтов к Петрограду до 50-ти тысяч войск, тогда как Северо-Западная армия в это время насчитывала всего 8 000 бойцов...»
Несколько иную характеристику Юденичу давал знаменитый писатель А. И. Куприн. Будучи в Гатчине, он добровольно (вопреки уверениям советских литературоведов) вступил в ряды Северо- Западной Армии, стал редактором её газеты «Приневский Край». В своей замечательной повести «Купол Св[ятого] Исаакия Далматского» автор «Поединка» и «Юнкеров» писал: «...Формальный глава армии существовал. Это был генерал Юденич, доблестный, храбрый солдат, честный человек и хороший военачальник. Но... генерал Юденич только раз показался на театре военных действий, а именно тотчас же по взятии Гатчины. Побывал в ней, навестил Царское Село, Красное, и в тот же день отбыл в Ревель. Конечно, очень ценно было бы в интересах армии, если бы ген[ерал] Юденич, находясь в тылу, умел дипломатично воздействовать на англичан и эстонцев, добиваясь от них обещанной реальной помощи. Но по натуре храбрый покоритель Эрзерума был в душе - капитан Тушин, так славно изображённый Толстым. Он не умел с ними разговаривать, стеснялся перед апломбом англичан и перед общей тайной политикой иностранцев... Единый вождь в этой особенной войне должен был бы непременно показываться как можно чаще перед этим солдатом. Солдат здесь проявлял сверхъестественную храбрость, неописуемое мужество, величайшее терпение, но безмолвно требовал от генерала и офицера высокого примера...»
Куприн во многом был прав.
После окончания борьбы на Северо-Западе Юденич принял решение перебросить сохранившиеся кадры армии на Юг, к Деникину. С этой целью он настаивал на предоставлении союзниками транспортных судов для перевозки Армии из Балтийского в Чёрное море. Однако все его усилия оказались тщетны. Ни с Армией, ни с её Главнокомандующим никто уже не хотел считаться.
Перед Юденичем оставался, по существу, единственный выход. 22 января 1920 года генерал издал приказ о роспуске Армии и создал ликвидационную комиссию, передав в её распоряжение оставшиеся средства бюджета. В ночь на 28 января в гостиницу «Коммерс» в Ревеле, где проживал Юденич, явилось несколько белых офицеров во главе с Булак-Балаховичем и трое эстонских полицейских и арестовали бывшего Главнокомандующего. Номер его опечатали, а самого генерала препроводили на вокзал, посадили в вагон и увезли в направлении советской границы. Вскоре, правда, он был освобождён и переехал в помещение английской военной миссии. Трудно сказать, чем был вызван этот инцидент - желанием расправиться с потерявшим свою власть военачальником или за этим стояли более серьёзные политические и дипломатические причины. Формальным предлогом было объявлено нежелание Юденича отчитаться о расходовании полученного от Колчака кредита. Ясно одно - действия Булак-Балаховича и эстонских властей выражали собой, с одной стороны, «партизанское самоуправство», а с другой - стали следствием изменившейся политики Эстонской Республики. Теперь считаться со своими бывшими союзниками по борьбе против большевиков не имело смысла, а в условиях заключения мирного договора с РСФСР становилось и крайне нежелательным.
Позднее, уже летом 1920 года, часть Северо-Западников смогла всё-таки продолжить борьбу в рядах армии П. Н. Врангеля. Многие сражались в рядах так называемой Русской Народной Добровольческой Армии генерала Булак-Балаховича и 3-й Русской Армии произведённого в генералы Пермикина.
Семья же Юденичей вскоре переехала во Францию, в Ниццу. Здесь, в доме на маленькой улице Кот д’Азур, потянулись размеренные дни эмигрантского бытия, спокойные и в общем лишённые той остроты борьбы, тех противоречий, которыми жило в 1920—1930-е годы Русское Зарубежье. Юденичу не суждено было разделить участь лидеров Русского Обще-Воинского Союза генералов А. П. Кутепова и Е. К. Миллера, многих других генералов и офицеров, продолжавших верить в новый «весенний поход» против большевиков. Сказывался и возраст и, очевидно, общая усталость. Юденич посильно помогал оказавшимся во Франции чинам Северо-Западной Армии. Для эмиграции он стал своего рода символом, вернее - одним из символов славы русского оружия в годы Великой войны, славы побед на Кавказском фронте. Не стоит забывать и тот факт, что генерал был единственным кавалером ордена Святого Георгия II-й степени в Зарубежьи, последним в истории награждения этим орденом.
Юденич был председателем Ниццкого Общества ревнителей русской истории (в других источниках - Кружка ревнителей русского прошлого), на собраниях которого неоднократно выступал с докладами об операциях на Кавказе. Он также активно участвовал в работе ниццких просветительных организаций, помогал кружку молодёжи по изучению русской культуры, русскому лицею «Александрино». Николай Николаевич состоял почётным членом приходского совета в церкви при Франко-Русском доме в Сент-Морис. Не случайно к его юбилею настоятель храма преподнёс ему икону Святителя Николая Чудотворца.