Белое солнце дознавателей. Том 4
Шрифт:
Повинуясь жесту лилейно-белой руки, один из сопровождающих послушно склонился к Наследнику.
Номер семь. В моем списке. Пара мгновений, и он озвучивает волю Феникса вслух.
— Представьтесь! Его огненное сиятельство желает знать, кто участвует в прениях!
Рябой проговорил свои регалии первым. Торопливо и сбивчиво. Но без приставки сир, все смотрелось… жалко. Шахрейн представился так, как будто находился в Управлении — отрывисто, сухо, и четко. Я слушала голос Шаха, цепляясь
— …сира Вайю Юстиния Блау, вторая Наследница клана Блау, — произнесла я, когда подошла моя очередь. — Приветствует второго наследника рода Фениксов.
Ещё один жест и слуга снова склонился ниже, чтобы лучше слышать.
— Род северных «породнившихся». Прорывы тварей доставили много неприятных мгновений всем за последний сезон. Его сиятельство рад, что сейчас на Севере… всё спокойно. Крепкие провинции — это залог мира в Империи, — повторил он слова Наследника на всю аудиторию.
Я послушно опустила голову и стиснула зубы.
Сука.
Насмешка в голосе слуги не звучала, но читалась. Блау и никто из «породнившихся» никогда не будет равен Фениксам. И нам не уставали напоминать об этом.
Фениксы — те, кто правят Империей и… миром. Фениксы, те, кто ведут свой род от эпохи Грани. Фениксы — те, кто решают, будут Блау жить или умрут, за кого нам выходить замуж, жениться, те, кто всегда оставляет за собой последнее слово. Угроза Блау и Северу.
И я ненавидела Фениксов.
— Продолжать! — мерзкий голос зычно повторил команду, и я послушно развернулась к доске, сжав кусочек мела пальцами.
Этот слуга — умрет. И пошло оно всё.
Всё. В задницу. К грани. К демонам. К псакам. Достало.
Он — умрет. Номер семь в моем списке.
Надоело. Думать, планировать, рассчитывать — это не мое.
Слишком предан второму Фениксу, чтобы мы могли договориться. И мне нечего предложить ему… кроме смерти.
Клокотавшая внутри ярость не унималась, а требовала. Я почти чувствовала, как энергия взлетает по меридианам вверх, с гудящим ревом наполняет спираль силой, поднимаясь по орбитам.
Шум в ушах, кровь толчками двигается по венам, вторя отдаленным раскатам барабанной дроби…
Слуга — умрет. Хотя бы он. Хотя бы.
И я прикусила губу до крови. Боль — это хорошо. Боль — возвращает ясность.
Не сейчас. Рано, Блау.
Но он — умрет. И ещё до того, как я покину Юг.
Внутренние
Умрет.
Иероглиф «смерть» я вывела на доске машинально — не закончила только последний штрих — Таджо дернулся и переместился, чтобы встать за спиной.
— Леди Блау! Вы можете передумать… я настоятельно советую вам сесть, — прошипел почти беззвучно мне в макушку.
Я провела пальцем стирая написанное, и нерешительно поставила мелом точку.
Думай, Блау, думай!
От взглядов, направленных на меня сверху горела спина.
Зачем я встала с места, Великий? Думай, Блау!
— Леди, — позвал рябой вежливо. Так вежливо, что почти заломило зубы.
Не высовываться. Не выделяться. Не тогда, когда второй Феникс за спиной. Слишком рано. Слишком рано, Великий!
Грань и ее порождения! Остается делать то, что у меня получается лучше всего. Помоги, Великий!
Я крутанулась на месте — юбки взвихрились вокруг ног, обернулась в зал, нашла взглядом его псаково сиятельство и… выполнила глубокий традиционный поклон, которым каждая сира должна приветствовать любого императорского отпрыска. Уважение и ничего более. Строго по этикету.
И потом сделала четыре шага в сторону, остановившись напротив первой диаграммы Таджо.
— Я решила начать с первой схемы, — пояснила я громко и очень любезно. Специально для Рябого.
Мел скрипнул — линия поползла не туда, но я выровнялась, и, почти высунув язык от усердия — начала чертить поверху.
Линии ложились кучно и неровно — Фей-Фей просто не смогла бы смотреть на такое издевательство. Черточка, ещё черточка, соединить, почти хвостик… почти клювик… почти глазик…
Когда я закончила — отошла немного, полюбоваться делом рук своих. Достаточно глупо для провинциальной сиры, которая совершенно не разбирается в менталистике.
— Леди, — вопросительно-озадаченно протянул Рябой, но я прервала его коротким жестом — молчать. Когда сиры создают красоту — безродные должны молчать.
Сзади зашумели, когда поняли, что я закончила с первой частью, и тут же заткнулись.
Вторая схема пошла ещё быстрее — я задумалась только на доли мгновения. И рисовать стало проще — я приноровилась. Черточка, полукруг, полукруг, черточка, кружочки, штрихи….
Мел скрипел, аудитория молчала, и даже с верхних ярусов не доносилось ни звука.
Я рисовала и думала, прокручивая в голове — только одну мысль — «почему»?
Почему мне не пришло это в голову раньше? Почему, Великий?