Белые Мыши на Белом Снегу

Постникова Екатерина

– Пожалуйста, извините меня, - дождавшись конца разговора, тихонько попросила Белла.
– Честное слово, сама не знаю, что нашло. Нервничаю сильно...

– А люди-то чем виноваты?
– уже беззлобно сказал Трубин и покачал головой.
– Срываетесь на всех подряд, кричите. Вы же медицинская сестра, белый халат носите, к вам за помощью приходят, а вы...

– Извините, - Белла подняла полные слез глаза.

– Плакать-то мне надо, - Трубин вздохнул.
– Люди испортились. Не понимаю, что такое?.. Живем хорошо, спокойно, ни войны, ничего... А люди - как собаки, гавкают друг на друга, дерутся, пьют, преступность только за прошлый

год на пять процентов выросла! В честь чего, я спрашиваю? Откуда эти пять процентов, кто они такие?..

Белла молчала, всхлипывая.

– Не знаете? А ведь корни-то всего этого - вот, хамство наше, безнаказанность... Только зачем я вас воспитываю? Сами все знаете и понимаете. Дома-то, небось, тихо себя ведете, как мышка. Там не поорешь, живо на место поставят... Вам бы полечиться, но - ладно. Пока работайте.

– Спасибо!
– медсестра вспыхнула от радости.

– И держите себя в руках, - Трубин покосился на меня.
– А то в следующий раз, кто бы за вас ни заступался, отправлю в блок психообработки на три месяца, а потом еще на год - на фабрику, шнурки плести. Вот, кстати, заступник ваш, - он снова глянул в мою сторону, улыбнулся, - сам не понимает, что вам же - вредит, приучает легкие пути искать... Хороший человек, чистый. За мое имущество глаза лишился, и ничего, еще за вас хлопочет.

– Ах, вот...
– Белла удовлетворенно кивнула.
– А то проволока, проволока...

– Да, - подтвердил Трубин.
– Постеснялся правду сказать. Это у нас в характере - скромность. Но не надо доводить ее до абсурда - это я вам, Эрик, говорю. Не надо! Сделали дело - имейте честность в этом признаться. Тем более, дело-то хорошее.

У меня вдруг заболела голова, и все вокруг отодвинулось за толстое стекло этой боли, отделилось от меня: Трубин, Белла, столик с блестящими никелированными банками, стулья, вытертые доски пола, плафон на потолке, синее окно, подсвеченное желтоватым фонарем, массивный письменный стол, шкафчики, черный телефонный аппарат. Резануло: "Вор!!!", но я тут же испуганно затолкал эту мысль на нижнюю полку сознания. Нет, я не вор, не может быть. Какой из меня вор? Сроду ведь ничего не воровал, если не считать мелочи из родительского буфета, но я ведь тогда вернул все на место - а значит, как бы ничего и не брал.

Тот человек у меня дома как-то сказал: "Счастье - это свобода. Свобода выпустить себя из себя".

Я ему не верю, и не только в том, о чем он треплется каждый вечер. Я не вор, не убийца, у меня есть имя, адрес, социальная карточка, статус служащего, желтые талоны... У меня была жена и мог быть ребенок. Квартира моя хоть и небольшая, но уютная, теплая, с замечательной газовой печкой и собственной ванной...

Но я ведь у к р а л куртку. Значит - я вор.

Поэтому не надо думать, надо делать. Тьфу, это ведь тоже е г о фраза. Он будто всегда со мной, даже когда я один.

– Что такое, Эрик?
– Трубин участливо наклонился ко мне.
– Опять?.. В кафе у вас что-то такое было, похожее... Все-таки правильно я решил забрать вас в городок. Пусть рентген сделают... Посидите, посидите... Сестра, дайте-ка нашатырь.

– Не надо, - я нарисовал на своем лице улыбку.
– Прошло... Проходит уже. Мне кажется, это из-за глаза... В любом случае стало легче.

– Бедный вы, бедный, - он потрепал меня по плечу, усаживая.
– Ничего, Эрик, я вас отблагодарю.

– А что за взрыв?
– вдруг спросила Белла. Она уже совсем успокоилась, глаза просохли

от слез и снова сделались острыми и цепкими.

– Взрыв-то?
– Трубин придвинул себе стул и сел.
– В центре города взорвали ночное кафе. Нам чудом повезло - успели выйти. Кстати, это Эрику что-то подсказало. Помню, он заторопился, потащил нас... А так лежали бы мы там сейчас по всему проспекту, кусочками... Вот этого я, кстати, не понимаю. Может, вы понимаете? Скажите мне. Зачем, ради чего взрывать мирное заведение, убивать людей, устраивать этот кошмар посреди ночи?.. Люди же погибли, посетители, официанты... Чья это диверсия, я думаю, скоро выяснится. Но причина? Причина в чем?

Белла пожала плечами:

– Может, психу какому-то не живется...

– Психу?.. Вряд ли. Это было слишком уж обдуманно, да и откуда у психа взрывчатка? Кстати, бомба-то была мощная, очень мощная, не только от кафе ничего не осталось, но и в стене дома, который за ним стоит, вот такая образовалась дыра. Может, и там убило кого-нибудь... Я предполагаю: это мог быть так называемый "конус" - мина с ядерным зарядом.

Мы с Беллой одновременно вздрогнули.

– Что, не слышали?
– Трубин положил ногу на ногу.
– Неудивительно. Нормальным гражданам и не положено такое знать. Но наука не стоит на месте. Уже и до такого дошли. Правда, предназначены "конусы" вовсе не для убийства, а для геологических разработок, очень удобная вещь: весит мало, в транспортировке проста, радиус действия большой и сила взрыва - сами понимаете. Никаким динамитом такого эффекта не достичь. Есть, правда, минус: радиоактивное заражение местности. С этим ничего не сделаешь... Поэтому, если там, на проспекте, был все-таки "конус" - лечиться нам придется очень серьезно.

– А большая могла быть доза?
– Белла посмотрела на меня с сочувствием.

– Как сказать... Приличная. У нас в городке, конечно, есть лекарства, есть запас крови, так что умереть мы, наверно, не умрем. Но неприятно.

Заглянул врач:

– Готово.

– Ну, как там дела?
– Трубин повернулся к нему.
– Все-таки перелом?

– К счастью, обошлось. Я думал - компрессионный, но имеет место лишь ушиб. Чувствительность ног у нее уже восстановилась. Полежать ей надо, меньше движений, больше отдыха. Кстати, у девочки малокровие - вы бы ее подкормили.

– Подумаем... вы вот что, уважаемый, подготовьте-ка ее к перевозке, я уже вызвал машину. Хорошо? У нас ей лучше будет.

– Нежелательно вообще-то...
– начал врач, но замолчал и махнул рукой с усталым, невыспавшимся видом.
– Как хотите.

– Кстати, у вас счетчик Гейгера есть?

– Нет, к сожалению. А..?
– доктор удивленно вскинулся.

– Ну, на нет и суда нет, - Трубин бодро хлопнул себя по коленям.
– Спасибо за оказанную помощь.

Врач, пятясь, закрыл дверь.

– Ну, все, теперь велит кабинет отмывать, - хмыкнула Белла.
– Перестраховщик. У нас как-то ртуть разлилась из термометра, так даже потолок заставил мыть - на всякий пожарный случай.

Я посмотрел на свои ободранные ладони, на сверток, стоящий теперь почему-то на кушетке в углу, на Трубина, на Беллу. Голова была уже ясной, и в ней вдруг завертелась одна-единственная мысль: "Чтобы там ни взорвалось, я должен ее еще раз увидеть. Еще один раз. Один".

Мой несчастный сверток снова выглядел как-то иначе, но я, смертельно уставший от его перевоплощений, мысленно махнул рукой: "Да и черт с тобой...".