Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
– С чувством юмора у меня плохо. Ну, а что там тогда? Слишком уж большой и тяжелый у тебя сюрприз.
– Сейчас узнаешь, - Зиманский присел на корточки и вынул из кармана крохотный складной ножичек с наборной рукояткой.
– И куда Трудовая инспекция смотрит?
– Хиля подошла и уселась со мной рядом, напряженно улыбаясь.
– Человек использует служебное время в личных целях, а ему, между прочим, деньги за это платят, - она погладила меня по плечу.
– Может, наябедничать на него, а, милый супруг? Напишем анонимку левой рукой,
– Почему - анонимку?
– я не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
– Можно же просто позвонить.
– Анонимку интереснее!
Мы замолчали и уставились друг на друга. Остроумными людьми нас с Хилей назвать нельзя, и мы оба это знаем.
– Ты чего?
– шепотом спросила она.
– А ты чего?
Со звуком "вжжик!" туго натянутый жгут с облегчением лопнул, путы распались, и Зиманский открыл коробку жестом фокусника, извлекающего кролика из шляпы:
– Оп!.. Прошу не падать в обморок. Такого вы еще не видели, - и, крякнув от усилий, он несколькими движениями разорвал картон.
Остатки коробки легли подобием неуклюжего цветка вокруг чего-то, что я действительно увидел впервые, и предмет этот, такой вроде бы обыкновенный и в то же время совершенно необъяснимый и непонятный, заставил меня на минуту забыть о болезни. Хиля рядом притихла, и я почти услышал, как колотится ее сердце.
– Что это?
– я собирался задать вопрос беззаботным тоном, но различил в своем голосе истерическую нотку и поморщился.
Первая мысль была - радиоприемник. Большой, красивый, в черном эбонитовом корпусе - но для чего нужен темно-серый экран на передней панели? Можно было допустить, что это окошко настройки, но где тогда шкала?..
Вторая мысль наступила на хвост первой: никакое это не радио. Не бывает таких приемников.
Зиманский поднялся на ноги, медленно сложил нож и отряхнул ладони:
– Ну как? Тебя потрясло?
– А что это?
– я рассматривал прибор, почему-то все больше раздражаясь из-за того, что не мог разгадать его назначения.
– Это ведь не приемник, верно?
Он рассмеялся очень довольным смехом, словно я сказал ему хороший комплимент:
– Вообще-то приемник. То есть, я хочу сказать, это устройство, которое принимает. Но не только звук, вот что я хочу сказать!..
Я посмотрел на пустой экран, оглянулся на Хилю. Непохоже было, что эти двое решили меня разыграть, уж больно серьезной выглядела моя жена. С другой стороны - слишком она волновалась, чтобы совсем ничего об этом не знать.
– Ладно, Зиманский, - я вдруг почувствовал усталость.
– Все это хорошо. Но все-таки, что делает эта штука?
– Принимает, - повторил Зиманский.
– Звук и изображение.
– И я должен в это поверить?
– Эрик, а что я сказал такого необычного?
– Ну, во-первых, это технически невозможно. Изображение создается лучами света, а их, как ты знаешь, по радио передать нельзя.
– А во-вторых?
– он с любопытством
– Достаточно "во-первых", - я хотел встать с кровати, но не смог.
– Лежи, лежи!
– он сделал в мою сторону испуганное движение.
– Никто же не заставляет тебя верить мне на слово. Сейчас ты сам все увидишь, - руки его запорхали над разорванной коробкой, подняли какой-то прозрачный сверток, торопливо извлекли из него небольшую белую тарелку с подсоединенным к ней проводом.
– Жаль, инструкции нет. Забыл. Но мы разберемся. Хиля, где розетка?
Моя жена засуетилась. Вдвоем они водрузили прибор на крышку комода, размотали провода, и Зиманский споро воткнул штекер "тарелки" в маленькое гнездо на черном корпусе. Я следил за их движениями, все больше напрягаясь, потому что работали они слишком уверенно, словно з н а л и, что странный ящик сейчас действительно что-то п о к а ж е т. Особенно меня поразила Хиля: лицо ее горело возбуждением, когда она, зажав в руке конец провода с вилкой, поползла под стол к электрической розетке.
– Сколько напряжение?
– невнятно буркнул Зиманский, влезая на подоконник и крепя "тарелку" к форточке.
– Сто двадцать семь, - отозвалась из-под стола Хиля.
– А сколько надо?
– Сто двадцать семь? Ну, потянет, наверно...
– Слушайте, ребята, я все оценил. Хватит, пожалуй...
– я погладил взобравшуюся ко мне Ласку.
– Вам не кажется, что шутка уже затянулась?
Они не обратили на меня внимания. Закончив с "тарелкой", Зиманский слез, поправил свои ужасные учительские очки и помог Хиле подняться на ноги. За окном раздались веселые вопли ребятишек, и я вспомнил о затмении и запоздало подумал, что надо было найти темное стекло, иначе толку никакого не будет.
– Ну, вот и все. Можно включать, - Зиманский улыбнулся и надавил маленькую квадратную кнопку на черном корпусе.
– Пульта, к сожалению, тоже нет.
– Пульта?
– тут настал черед удивиться Хиле.
– Ну да, пульта. От этой штуки. Кстати, Эрик, она называется "телевизор".
В ответ на нажатие произошли две вещи: загорелась крохотная красная лампочка и ожил, засветившись приятным синим цветом, экран. Я подождал немного, но больше ничего не случилось.
– Это и есть изображение?
– я посмотрел на Хилю, надеясь, что она не выдержит и объяснит, в чем суть розыгрыша.
– Ну, красиво. Ничего не скажешь. А звук будет?
Хиля не ответила. Зиманский почесал голову:
– Звук?.. Будет. Только это еще не изображение, это так...
– он подошел к ящику, открыл на корпусе какую-то дверцу, обнажив панель с кнопками, и принялся щелкать. В правом нижнем углу экрана возникли быстро сменяющиеся цифры.
– Ну?
– я ждал момента, чтобы засмеяться.
– Погоди... А, вот настройка каналов. Хиля, посмотри, у тебя глаза получше: что тут написано?
Хиля наклонилась, всматриваясь:
– Тут непонятно... Плюс и минус. Вот здесь.