Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Трубин внезапно подошел к Голесу, наклонился к его уху и быстро зашептал что-то, делая пассы руками. Тот, подумав, кивнул, и мой обворованный друг торопливо удалился.
Мы остались втроем.
– Сейчас сюда подойдет человек, - обращался Голес к продавщице, но глядел почему-то на меня, - и вы скажете мне, виделись ли с ним раньше. Хорошо? Одна просьба: не обманывайте. Если виделись, так и скажите.
Ивкина неуверенно покивала, но тут же вскинулась снова:
– А этот точно куртку взял. Морда у него бандитская.
Я засмеялся, и Голес слабо поддержал
– Нет, серьезно!
– девица обиделась.
– Я этих крыс конторских, как облупленных, знаю. С виду-то приличные, а как стянуть, что плохо лежит, так они - первые. А потом на честных людей валят.
Мне вспомнилась какая-то давняя демонстрация в честь Дня Труда, когда люди в праздничной толпе поймали карманника и сдали его постовому. Он, кажется, разрезал сумку какой-то женщины и вытащил талоны и деньги - и этот человек действительно напоминал крысу быстрыми движениями маленьких темных глазок, поворотами юркой шеи и мелкими, бисерными жестами ловких длиннопалых рук...
Теперь и я - вроде него. Отличаюсь-то я только тем, что не выгляжу, как вор, в остальном мы - собратья. Но почему? Я украл куртку не ради обладания вещью, а из-за чего-то другого, что я не мог сформулировать. Это было человеческое чувство, очень странное, даже неестественное, но все же далекое от чистой корысти.
Ожил громкоговоритель, прошелестело: "Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин. Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин".
А я вдруг снова захотел признаться и едва удержался, чтобы не сказать Голесу: "Простите меня, это я - вор". Дознаватель молчал, читая какой-то длинный список фамилий. Ивкина молчала тоже, зыркая на меня неприязненно и хмуро.
"Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин".
"Странно, - подумал я.
– Куда он уже успел запропаститься? Только что ведь разговаривали, несколько минут назад...".
Трубин вернулся минут через пятнадцать - один, с озадаченным лицом. Он даже постарел от волнения, и я увидел, что ему вовсе не сорок пять, как казалось мне вначале, а гораздо больше пятидесяти, и он - больной, усталый человек. Весь вид его говорил о том, что произошло что-то плохое, странное, неожиданное, и он был к этому не готов.
– Ну?
– Голес поднял глаза от списка и улыбнулся всеми розовыми подушечками своего лица.
– Его нигде нет...
– Трубин непонимающе развел руками.
– Понимаете, он просто пропал.
Вот тут меня и кольнуло во второй раз: я увидел выражение лица продавщицы Ивкиной.
Понимаете, количество всевозможных гримас, подвластных живому человеку, все-таки ограничено. Он может удивляться, хмуриться, смеяться, недоверчиво смотреть, презирать, обижаться, да все, что угодно - но на нее лице вдруг появилось нечто новое, никогда раньше мной не виденное. Это было похоже на парадокс: глаза обрадовались, а рот неожиданно искривился, утратив губы и превратившись в тонкую изломанную трещину.
– Тот человек, со
– уточнил я, уже понимая, что его не найдут, не получится, и все это не просто так - он действительно в чем-то виноват, но не в том, в чем обвинил его я. Куртку он, конечно же, не крал, но...
– Ну да. Чемерин, - пробормотал Иосиф, опускаясь на жесткую скамейку.
– Быть не может! Некуда здесь убежать, я предупредил на КПП, его просто не выпустят... Если только он в одном из блоков, но там ночью всегда заперто...
– О-очень интересно!
– Голес вдруг весь подобрался, как охотничья собака, и стал странно жилистым, поджарым, быстрым.
– Вот что, уважаемый, сейчас же объявляйте тревогу.
– Я не имею права...
– начал Трубин, но не стал продолжать. Его ноги сами разогнулись, поднимая тело, и двинулись к телефонному аппарату.
– А вы, - Голес повернулся к Ивкиной, - пока задержаны.
Она взвилась, вскрикнула, готовая забиться в истерике, но на ее руках, зубасто лязгнув, защелкнулись наручники, вызвав у меня своим видом целую бурю воспоминаний.
– Вот так.
– сказал дознаватель.
– Для спокойствия.
И тут по громкоговорящей связи, заставив Трубина оторваться от телефона, прозвучала моя фамилия - то есть, не моя, а фамилия Глеба, моего родного отца. В женском варианте - и это было самое странное. Вкрадчивый голос озвучил ее, назвав неведомую женщину "специалист-два", и приказал немедленно подойти к главному входу, объяснив: "... прибыла няня с вашим ребенком".
– Боже мой!
– вскрикнул Иосиф, бросая трубку на рычаги.
– Этого нам только сейчас не хватало!
– А что?
– еще не отойдя от шока, спросил я.
– Это Мила - ее вызывали! Ну, няня, ну, молодец!..
– по лицу его, как кислота, разлилась досада.
– Решила смотаться домой и привела маленькую, ночью, вы представляете!.. Что же делать? Куда мы ее сейчас денем?..
– Мила, - повторил я, - ваша дочь...
– Что именно вас тут удивляет?
– поинтересовался Голес.
– Фамилия.
– Естественно! По мужу, а как же, - Трубин снова взялся за трубку и заговорил в нее, стараясь, чтобы голос не дрожал: - Пропал Чемерин, в подвале нет, на этажах нет, по трансляции не отзывается. Объявляйте тревогу по городку, он - опасный преступник. На кафедре находится дознаватель Голес, который ведет дело. Уголовное дело. Это - его распоряжение.
Ему что-то ответили, он подумал и сказал:
– Возможно, и вооружен. Не знаю. У нас есть свидетель и... не знаю. Объявляйте тревогу.
Как звучит эта самая тревога, я не знал и представлял себе пронзительную сирену, как в шпионских фильмах, которые часто крутят в нашем служебном клубе. Но вместо этого просто снова включилась трансляция, и мужской голос, полный ледяного спокойствия, четко произнес:
– Внимание, всему персоналу! Немедленно занять свои рабочие места и доложить непосредственным начальникам! Взводу внутренней охраны срочно явиться на центральный пост! Всем ответственным лицам проверить наличие пациентов в блоках! Включить освещение территории!