Белый Бурхан
Шрифт:
— Ого! — покрутил Орузак головой. — Да за такие песни Эрлик…
— Помолчи! Ты не кедровка! — прикрикнул на него Сабалдай.
Четом Чалпаном зовут пророка, Его устами вещает бог: — Сплетайте руки в одном объятьи, Сердца сжигайте в одном огне! Гоните камов, ломайте бубны, Бросайте ружья, любите мир!— Чет
— О Кудай! Да ему же теперь русские стражники голову снимут!
Огни пылают в горах Алтая, В сердцах пылает призыв веков, И вспоминают седые люди О том, что было давным-давно! В любви и дружбе трудились люди, Не знали горя, не знали смерть… Скала Орктоя — престол Ойрота, С нее вещает он людям всем: — Живите честно, забудьте ссоры, Гоните русских попов долой!Кураган отложил топшур и медленно провел ладонями по лицу.
— Значит, Ойрот-Каан все-таки пришел? — спросил Орузак испуганно. — Ты его видел?
— Я видел ярлыкчи Белого Бурхана. Он сказал, что хан Ойрот пришел в долину Терен-Кообы и говорит с людьми со скалы Орктой! Мне надо ехать, отец!
— Поезжай, — согласился Сабалдай. — Ты нужен хану Ойроту! Заодно и Яшканчи передашь мой большой привет…
«Смелый растет парень! — подумал старик с гордостью. — Побольше бы таких парней Алтаю…»
Бурхана Дельмек выслушал молча.
— Нужны очень надежные парни! — предупредил Пунцаг, настороженный его молчанием.
— Парни у меня надежные, бурхан. Все сделают. В Горбунках о событиях в долине Теренг узнали через два дня. И сразу же Дельмек пошел по аилам: «Ждите приказа! На яйлю не выезжайте, к родственникам не торопитесь…»
И вот приказ бурхана об охране тропы от Сугаша до Кырлыка. Еще бурхан сообщил, что Хертек опасается удара в спину со стороны Бересты.
— Там у меня нет людей. И там — Лапердины.
— Потому и отдана тебе эта тропа!
— Я не пущу их.
Бурхан встал первым, поколебавшись, протянул по-алтайски обе руки:
— Встретимся в долине. Через три дня. Дельмек кивнул, взял ружье, прислоненное к камню, медленно подошел к коню, погладил по морде.
После убийства Торкоша, обвиненного в поджоге, а потом и убийства попа, полицейские и стражники зачастили по всем дорогам и тропам, торопя стада и отары, уходящие в горы. Им, пожалуй, хотелось бы вообще очистить от алтайцев все русские деревни, а для этого нужен был повод.
С началом весны все улеглось и успокоилось. Исчезли и вооруженные русские, разбрелись по приискам и казенным рудникам,
Белый Бурхан выбрал самое удобное время! А хан Ойрот выбрал самое недоступное и глухое место для своего появления!
Погасла трубка. Дельмек пососал ее, полез за спичками, но передумал. Хорошо, что бесконечное ожидание наконец-то кончилось.
Добрую часть пути отец ехал молча, попыхивая короткой трубкой, с которой теперь почти не расставался. Заговорил с Кураганом, когда аил и скот скрылись за очередным поворотом тропы, загороженные лесом и отодвинутые расстоянием:
— Если Яшканчи еще в долине, пусть осенью приезжает попрощаться. К новой зиме умру.
Кураган удивленно посмотрел на отца и покачал головой — каждую весну собирается умирать отец, будто старую плохую шутку шутит… Зачем? Человек не знает, дня своей смерти!
— Я бы поехал с тобой на Ак-Бурхана посмотрегь и Ойрот-Каана послушать, но не поднимусь на перевал. Да и Орузака нельзя оставлять одного со скотом… Совсем плохой стал сын: матери грубит, со мной спорит, на тебя волком глядит…
— Хозяином ему пора быть, отец!
— Я уже думал об этом. Скота мало, как делить его?
— А делить надо, отец.
— Надо. Вернешься из Терен-Кообы — решать будем.
У старого, поросшего мохом менгира отец остановил коня:
— Дальше поедешь один. За урочищем Ороктой будет долина. Там пасет свои стада Мендеш. Он всегда любил тебя. Не откажись выкурить со стариком трубку, не обижай его…
Кураган насторожился: что это с отцом? Никогда еще и никого он не провожал с такой печалью в глазах… Может, не шутит и на самом деле собрался за горькой солью?
— Я заеду к Мендешу, отец. Передам ему твой привет. Но лучше бы тебе самому съездить к нему до стрижки!
— Нет, Кураган. Я отъездился по гостям!
И Сабалдай круто повернул коня.
И опять с охоты Дельмек вернулся с пустыми руками. Галина Петровна покачала головой совсем по-алтайски, переняв этот жест от своего помощника и ученика:
— А я слышала, что ты — хороший охотник.
— Кто сказал? — улыбнулся Дельмек. — Я не говорил!
— Твой друг сказал. Учур.
— Кам Учур?!
— Он уже не кам. Если я правильно его поняла, то он почему-то сжег свой бубен, когда погибла его жена.
Дельмек покосился на пустующий табурет у погасшей на все лето печки. Если к нему приехал гость, то, по обычаю, он должен сидеть возле очага.
— Где же Учур?
— Пошел к соседям. Сказал, что должен поискать родственников или знакомых.
— У него здесь нет родственников!
«Ыныбаса ищет, — понял Дельмек. — А через дядю — молодую жену своего отца. Значит, он уже знает, что Оинчы погиб в южных горах Тарбагатая?»
Пойти и поискать Учура? А зачем? О чем им говорить сейчас, когда от их дружбы и золы не осталось?