Белый Бурхан
Шрифт:
– Бог с тобой, Толька. Иди в лавку, скажи Яшке, чтобы потом ко мне пришел...
Возвращался Торкош ликующий - размахивал руками, покрикивая о том, что он - сам по себе и никто в деревне ему не хозяин, и на Яшку посмотрел снисходительно, как на что-то мелкое, еле видное:
– Давай кабак-араку, мясо давай, табак! Вот! А потом к Игнату иди. Велел.
Яшка, растянув рот до ушей, выставил на прилавок все, что потребовал Торкош, взял десятку, бросил в ящик, протянул руку:
– Еще одну красненькую давай!
– Эйт!
–
– Прошлый раз одной хватило, ты мне еще сам деньги дал. Вот!
– Он выложил полтинник, мятый рубль, медь.
– Зачем сейчас много берешь?
– Зима на дворе, - притворно зевнул Яшка,-цены выросли... Подвоз хуже, дорога хуже... Не хочешь, бери деньги обратно, а я беру товар!
– Эй, не надо!
– Торкош поспешно схватил корзины и выскочил из лавки, провожаемый откровенным хохотом лавочника.
А ночью Торкош проснулся от пинка в зад. Вскочил, заорал что-то, но сразу же примолк, как только при мерцающем свете раскаленных углей потухшего очага разглядел грозную фигуру Техтиека. Упал навзничь, задрыгал ногами:
– Ой, живот болит! Ой, спина болит! Техтиек присел на корточки, взял двумя пальцами Торкоша за нос, притянул к себе, выдохнул:
– Заткнись!.. Куда дел мои деньги? Трясущимися руками Торкош выдрал из тайника тряпицу, развернул ее на коленях, протянул гостю:
– Вот... В лавке все дорого! Техтиек выпрямился:
– Тебя просто обманывают, а ты глазами хлопаешь. Почему не пошел в работники к Лапердину?
– Ждал, - развел Торкош руками.
– Присматривался.
– Ты пил, а не ждал и не присматривался! Завтра
у тебя лавочник заберет последнюю десятку и - все... Мне сам Лапердин обошелся бы дешевле! Где его кони?
Торкош хотел ответить, что не знает, но горло перехватила сухость, он закашлялся. Потом начал шарить в соломе, нащупывая недопитую бутылку. Поднести ее ко рту Торкош не успел - Техтиек выдернул бутылку у него из рук и выбросил через распахнутую настежь дверь.
– Зачем?
– удивился Торкош.
– Там еще была кабак-арака!
– Больше араковать ты не будешь.
Торкош вздохнул, погладил рукой ушибленный пинком
Техтиека зад, спросил хрипло:
– Работать идти к Игнату?
– Иначе ты сопьешься, и с тебя вообще не будет никакого толка! Я купил твою смерть и вместе с нею тебя... Вот тебе еще деньги!
– Техтиек отстегнул уже знакомый Тор-кошу брелок на куртке, достал пачку таких же десяток. Неделю у себя пролежишь, а потом пойдешь к Игнату и скажешь, что хочешь быть гуртовщиком. Если он не согласится, сам уедешь к пастухам! Где у него скот, отары,
табуны?
– Винтяй хотел послать меня гуртовщиком в Ширгайта, потом передумал. Сказал, что я - ненадежный человек, могу проболтаться... Кому проболтаться? Игнату?
– Урочище Ширгайта, говоришь?
– Техтиек похлопал Торкоша по плечу. Служи Игнату! Хорошо служи!
Весть о краже коней ошеломила Игната.
Первой мыслью мелькнуло: Винтяя окаянного работа!
Старший сын только что вернулся с ярмарки, пригнав две больших отары овец и целый табун лошадей, груженных тюками с тряпьем, кожами и шерстью... Кто поручится, что он не продал и племенной табун? Это подозрение укрепилось, когда Игнат узнал, что сын непривычно большой оборот получил с той тысячи рублей и стада быков, что были
ему выделены...
Но как докажешь? Чем?
Потом вспомнился Игнату бийский полицмейстер, гостивший три дня назад и вылакавший вина больше, чем этот пьяница Торкош за неделю. Приезд его был как снег на голову, а новость, которую тот привез, Игнат воспринял чуть ли не как обвал в горах... Техтиек! Этот зазря в гости никуда не заявляется! Может, кони - его работа? Да нет, Техтиек только купеческие караваны грабит, да по приискам гуляет уже второй месяц... Зачем ему целый табун лошадей? Где его держать и кому за ним смотреть?
– Не-ет, - мотнул Игнат тяжелой головой, - тута работал свой вор! Надобно с Винтяем поговорить... Твой, мол, табун был! При разделе - тебе плановал... Взовьется стрижом, когда поймет, что сам себя обокрал!..
В контору к отцу заглянул лавочник Яшка.
– Ну? Чего тебе-то опять приспичило?
– Этот алтаец был...
– Ну и сколько же ты содрал с него в этот раз?
– По красненькой за бутылку...
– Что?
– Игнат гулко захохотал.
– А из тебя второй Техтиек выйдет, Яшка, лет этак через пяток! Ах ты, щенок!.. Ну а завтра сколько возьмешь, ежли сызнова явится?
– Две красненьких... Вот если бы, батяня, в мой капитал те дурные деньги...
– Что?!
– привстал Игнат.
– И ты следом за Винтяем, сукин сын?!
– Игнат поднял счеты.
– Пришибу! Яшка пулей вылетел из конторы.
– Отрицаеши ли ся сатаны и всех дел его?
– строго спросил отец Капитон, повернувшись к Торкошу.
– От-ри-ца-юсь!
– выдавил тот трудное слово.
– Сочетаваеши ли ся Христу?
– Со-че-та... Ва-и-юсь!
– в два шага одолел Торкош второе трудное слово.
Отец Капитон, следом за новообращенцем, облегченно перевел дух. На этой формуле крещения все язычники спотыкаются, как слепой конь на каменистой дороге!
– Поздравляю тебя, возлюбленный во Христе брат, с принятием святых таинств, крещения и причащения тела и крови христовой! Великое дело совершил ты, отрекнувшись от дикой и кровавой эрликовой веры и приняв богооткровенную религию Христа, святой православной церкви, матери нашей! Держись крепко всех данных тобою обетов; если же нарушишь их и не покаешься - горе и страшные муки ждут тебя на этом и на том свете!