Белый хрен в конопляном поле

Успенский Михаил Глебович

Выражение это пошло вот откуда.

Во всякой агеноридской державе при смене владыки подданные принимались неистово спорить (или, по-бонжурски, заключать пари): станет или не станет претендент на престол монархом?

Так и говорили: «Помажем, что Стремглав (или Пистон, или Вертинант, или Муркок-баши) заделается нашим государем?» И, ежели соискатель своего добивался, то и величали его впоследствии помазанником.

Процедуру помазания должен был проводить самый знатный и уважаемый в стране человек.

Им, конечно, оказался старец

Килострат. Стремглав лично ездил к нему в пещеру, уговаривал. Килострат кобенился для порядку, пенял, что в последние годы его едва не уморили голодом неблагодарные посконичи.

Помазание совершалось ночью — таков уж был обычай Килострата. Днем гроб на семи колесах не ездит: вы только представьте себе, что среди бела дня по дорогам разъезжают гробы на семи колесах!

Старец торжественно восстал из гроба прямо посреди площади, напротив бывшего княжьего терема. Стремглав подошел к старцу и смиренно преклонил голову.

— Что выбираешь — понос или золотуху? — громогласно вопросил Килострат.

Опять же по обычаю, помазанники агеноридские, взойдя на престол, обретали чудесное свойство лечить наложением рук одну из двух вышеуказанных болезней. Пошло это еще от первой бонжурской династии Косматых королей.

И Косматые короли, и преемники их, и преемники преемников, и вообще все престолопросители неизменно выбирали золотуху.

Потому что если выбрать понос, то ко дворцу будет не подойти: ведь далеко не всякий болящий успеет добежать до исцеляющих королевских дланей.

Кроме того, поносу все возрасты покорны, а золотухой страдают в основном дети — тут и собравшемуся народу умиление, и для монаршей безопасности выгода: от ребенка беды не ждут, он кинжалом не пырнет. Хотя, бывало, и карликов подсылали…

Стремглав не стал нарушать традицию, выбрал золотуху.

Килострат помазал его родной землей, спрыснул ключевой водой, обмахнул вольным посконским воздухом при помощи лопуха и слегка припалил королю бороду лучиной, занявшейся от живого огня.

Теперь было крепко.

Теперь Стремглав мог своей волей определять и раздавать земельные наделы своим сподвижникам, даровать им громкие титулы или обидные прозвища, казнить и миловать.

Он сразу же казнил козлобородого мужичонку, по мудрому Ирониному совету обвинив его во всех произведенных народом зверствах, и помиловал на радостях все остальное население Посконии.

— А тебе быть майордомом! — сказал он Ироне.

— Вот уж нет! — ответил Ироня. — Поищи дурака у тебя майордомом быть.

— Ну, коннетаблем, — уступил король.

— Не буду и коннетаблем. Ни маршалом, ни церемониймейстером, ни тайным советником, ни явным приспешником, ни кравчим, ни ловчим, ни постельничим, ни стольником, ни спальником, ни подстаканником, ни набалдашником! Дураков нет!

— Кем же ты быть желаешь?

— А вот как раз дураком быть и желаю. То есть шутом, паяцем, гаером, потешником, клоуном последним!

— Это почему? При твоих-то заслугах!

— Жить

привык, вот почему. Короли же казнят и герцогов, и графов, про баронов уж молчу, и советников не милуют, и маршалов опале подвергают. А шутов никто не трогает, потому что это позор для владыки. Свои же засмеют. Только не вздумайте меня Рыгалетой дразнить, мало ли что горбатый!

— Хитер ты, старый товарищ…

— Тем и жив! — похвалился Ироня.

— Ты-то жив… А я вот — еле жив, и ума не дам, как теперь поступать. Что в книге Кавтиранта сказано?

— В том-то и беда, что ничего не сказано! Не дожил бедолага до преклонных лет, я в летописях узнавал. Оттого и книга его неполная…

— Что же с ним случилось?

— Обычное дело — родной племянник Полиамид зарезал и сам на трон империи Эбистос водрузился.

— Так может, хоть он описал устройство крепкой державы? — не терял надежды Стремглав.

— Конечно, описал. Только не все. Его книга называется «Развал и схождение державы, или Как зарезать родного дядю ради восшествия на престол, а потом взять и сделаться владыкой мира».

— Так читай! — воскликнул в негодовании мужицкий король.

— Изволь! — откликнулся Ироня и представил пред королевские очи тоненькую тетрадку: — «Взять обыкновенный кухонный нож и мелко-мелко нашинковать…» Тьфу ты, дальше буквы плесенью поело! А все ты — торопился, заставлял в болотах ночевать! Да ты не расстраивайся, надежа, он недолго правил: его беглый солдат Бука Срамотянин, жены Полиамидовой полюбовник, собственными руками задушил, и вот он-то и правил мирно и покойно полсотни лет. И порядок при нем был!

— Так доставай же книгу, составленную этим отважным воином!

Ироня развел руками.

— Неграмотен был, сей Бука, неграмотным и помер. Все, бывало, любил повторять: «Если прочтешь много книг, императором не станешь!» — Да мне и не надо много! — в отчаянии вскричал мужицкий король. — Мне бы хоть одну, но толковую! Ты же сколько мне хвастался, что всю литературу подготовил и законспектировал!

— Эх, Стремглавушка! О том, как державу развалить и самому на престол воссесть, целые библиотеки написаны! А вот что дальше делать — тут уж каждый сам разумей…

Стремглав потянул меч из ножен:

— Ну, покуда ты еще не шут, а воин…

Воин Ироня шмыгнул под стол. Столешница была надежная, и карающий меч в ней застрял.

— Давай на бонжурский перейдем! — закричал Ироня. — А то на родном-то языке мы не договоримся никогда!

От такого неожиданного предложения гнев Стремглава оторопел и утих.

— Извольте, любезный, — молвил он по-бон-журски. — В вашем предложении, несомненно, что-то есть…

— Я не сомневался в его конструктивности, — сказал Ироня и вылез из-под стола, норовя, однако, держаться подальше от плененного деревом клинка. — Прежде всего обратимся к опыту самой Бонжурии — ведь при всех недостатках ее правителей эта страна умудрилась просуществовать немало веков…