Белый хрен в конопляном поле

Успенский Михаил Глебович

Весной же и осенью к помянутым несчастьям прибавляется бездорожье.

Народ, эту землю населяющий, выглядит вот как: имеют по две ноги и по две же руки, а на головах имеют по два глаза, и рот, и прочее, что полагается. Глазами они смотрят, ртом едят и говорят на своем варварском наречии да еще кладут туда пищу, перетирая ее притом зубами и глотая в желудок, и тем живы бывают. Носом они дышат, пропуская воздух через два отверстия, ничем не отличимые от обычных ноздрей.

Детей у них, скажу вам, бывает премного, а получаются они следующим образом: парень с девкою либо мужик с бабою закроются

в доме или отойдут в кусты, но подглядывать за собой не велят. За этим надзирает их владетельный сеньор, обходящий дом либо кусты с колотушкою и отгоняя любопытных. Таким причудливым образом здешняя знать осуществляет свое право первой ночи.

Главный город их называется Столенто, и вот он каков: все постройки из дерева, хотя бы и царский дворец. Дерево это не горит и не гниет, потому что долгие годы пролежало в воде и там обрело крепость камня.

В царском дворце на полу вместо ковров выращивают разноцветный мох, и выходит очень прекрасно и красиво.

Есть у них некий напиток, название которого я позабыл, потому что он имеет свойство отшибать память. Этим напитком всяких гостей угощают, скажу вам, вдоволь, ибо могут среди странников оказаться соглядатаи иных держав. Отказ же от угощения почитают за великое оскорбление, а во время застолья то и дело справляются у гостя, уважает ли он хозяев. Жапождавшему ш утвердительным ответом жапрошто могут врежать по жубам.

Женщины здешние хороши и прекрасны, но суровы к гостям; когда попытается иноземец к ним прикоснуться, с силою толкают его в грудь и величают заморским сморчком и недомерком. В том сам убеждался многажды.

Любимое занятие у жителей есть медвежья охота, а ведется она вот как: охотник выходит из дома, садится на лавку и ждет, когда по улице пройдет медведь, а уж потом встает и начинает с тем медведем бороться голыми руками, увещевая зверя к покорности.

Синьоры здешние ничем не отличаются от простолюдинов, и немудрено, поскольку посконская знать еще молода и не завела себе обычаев. Говорят они вроде бы по-бонжурски, но понять, скажу вам, ничего не возможно.

Здешний государь держит свой двор тоже на бонжурский лад, и одеваются придворные по последней плезирской моде.

Царь велит звать себя королем, кличут его Стремглав Бесшабашный, и вот он каков: храбрый, толковый и удалой. Жители его почитают, называя красавцем, умницей, извергом и душегубом одновременно.

Весь день он проводит в непрестанных трудах, исправляя то, что натворят за ночь его нерадивые помощники. Прозвище свое он получил оттого, что за всяким родившимся замыслом, минуя рассуждения, у короля немедленно следует дело.

Супругу государя никто не видит: живет она, надо вам знать, в высокой деревянной башне под сильной стражей. Ходит слух, что она безмолвна и безумна, но король души в ней не чает и шлет в башню богатые подарки, для чего скупил, не торгуясь, весь мой товар: курыханские шелка, осмийский жемчуг, хантайскую бирюзу.

Особенно же охотно расхватали у меня в этом городе то, что и не чаял продать: разноцветные картинки, вывезенные из Плейбоя, Пентхауза и Хастлера. Странно мне, что эти простые сцены из повсеночной жизни вызывают у местных жителей удивление и веселый смех.

Государь принял

меня ласково и говорил со мной на моем родном языке. Я пожаловался ему на суровость здешних красавиц. Вместо ответа он велел принести зеркало и посоветовал в таких случаях соблазнять девиц с помощью особых местных пирожных, именуемых пряниками, да еще теми семенами, из которых давят постное масло.

Пребывает государь в великой печали, и не диво: супруга его неизлечимо больна, и толкуют об этой болезни разное. Должно быть, и не болезнь это вовсе, но чары, наведенные неким завистливым волшебником. Других жен при короле не водится, ибо он изволит хранить своей даме рыцарскую верность. Каждую ночь он поднимается в башню по веревочной лестнице, исполнив перед тем у подножия сладкозвучную песню.

Королева живет в башне оттого, что не раз пыталась, в помрачении рассудка, бежать неведомо куда.

Детей у государя нет, и оттого печаль его усугубляется…"

ГЛАВА 21,

которая, вопреки логике, продолжает самую первую главу

… — Супруга твоя рожать изволит!

— Что ж ты сразу-то, старая… Эх-х!

Король Стремглав живо соскочил с трона и огляделся. Бросать иноземных послов было неприлично, а оставить их не на кого — гран-посконские конты, виконты и ледюки владели бонжурским не лучше бабки Чумазей, а толковая придворная молодежь еще не подросла.

— Ироня!

Не торопясь, с достоинством приблизился горбатый шут. Одет Ироня был, вопреки своему званию, неброско: черный кожаный камзол, широкие синие шаровары, заправленные в полусапожки, на голове черная же шляпа с узкими полями, напоминающая перевернутый котелок, — без перьев, с одним-единственным бубенчиком. Да и тот не звенел.

— Я весь внимание, сир! — сказал горбун и небрежно поклонился, не обнажив головы.

— Ох, прибью я тебе эту шапочку гвоздем, дождешься у меня! — пригрозил король. — Займи покуда чем-нибудь гостей, я вынужден отлучиться…

— Все секретничаете, сир? — ухмыльнулся Ироня. — Между тем слухи плодятся в неимоверных количествах…

— Какими бы ни были эти слухи, они предпочтительней правды, — вздохнул Стремглав. — Только не вздумай, как в прошлый раз, этот дурацкий боулинг затевать — и так во дворце теперь целого горшка не найдешь…

— Нет, я их сейчас в звездобол играть выучу… Государь, неужели?.. Я имею в виду — королева…

— Да, только помалкивай, пока я не вернусь…

Башня, в которой текли дни заточенной королевы, была самым высоким строением в городе. И все, что в этой башне происходило, являлось строжайшей государственной тайной.

В Бонжурии, к примеру, рожать наследника полагалось на людях, в присутствии выборных из народа, чтобы в законности прав дитяти на трон никто не сомневался — мало ли найдется желающих подменить младенца или устроить какую другую каверзу.

Но Стремглав, перенимая все остальные обычаи бонжурского двора, такой роскоши себе позволить не мог.

Он не представлял себе, кого может произвести на свет Алатиэль после всего того, что случилось с ними в Чизбурге. Ладно, если просто дурачка… Или дурочку…