Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
Тихон посмотрел на Терентия. Тот махнул рукой.
— Баловство это — мытье ваше! Мне бы только до кровати доплестись, а потом меня плетью не подымешь! Да мне и нельзя прическу мочить…
— Прекрасно! — обрадовался Норман Бейтс. — Только на ночь не закрывайтесь — не от кого, а утром я завтрак подам прямо в постель…
— Ну, я пошел! — объявил Терентий и действительно пошел.
Комната была небольшая, постель — удобная, а простыни такие белые, что Терентий даже устыдился своей немытости и пожалел, что уступил свою законную очередь этому проныре Тихону. За дверью прошуршали шаги гостинника, зашумела вода в душе. Хитрый
Терентию стало скучно, а спать почему-то вдруг расхотелось. Он снял тяжелые башмаки, беззвучно открыл дверь и спустился вниз. Сразу определил, где кухня.
Там было на что посмотреть: плита большая, а куда класть дрова — непонятно. Да и не было никаких дров, и угля не было.
Зато имелся ледник — не в погребе, как у всех добрых людей, а прямо на кухне.
Терентий живо сообразил, как этот белый ящик открывается.
Внутри хранились всякие вкусные вещи. Терентий снова почувствовал голод, схватил палку черной колбасы и сгрыз половину, а половину спрятал под жилет.
— Так. Наелся. Теперь бы еще…
Тем временем Тихон намыливал мочалку каким-то душистым серым мылом. Одежду свою он развесил на крючки, торчащие из стены, а спящего Василька положил на табуретку. Неизвестно ведь, можно ли мыть василисков.
В душе имелась и занавеска, сделанная из полупрозрачной не то кожи, не то ткани — вроде рыбьего пузыря.
Тихон пел старинную песню:
Выхожу один я на дорогуВ старомодном ветхом шушуне.Ночь тиха, пустыня внемлет богу -Загрустила тяжко обо мне!Не жалею, не зову, не плачу,И не жаль мне прошлого ничуть.Увяданья золотом охваченный,Я б хотел забыться и заснуть…В небесах торжественно и чудноЧасто чудится одно и то ж…Что же мне так больно и так трудно?Саданул под сердце финский нож?Не грусти, родная, успокойся.Я б хотел навеки так заснуть.Не такой уж горький я пропойца,Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь!Внезапно повеяло холодом — дверь открылась. Потом послышался женский визг и хохот Терентия…
Тихон перепугался, быстро отдернул занавеску. В дверь протискивалась женщина в черном чепце, почти закрывавшем лицо. В руке у женщины был громадный нож. Терентий обхватил ее за пояс и пытался удержать, но баба попалась, как видно, здоровая…
Голый человек беззащитен, а если в глаза ползет щиплючее мыло — беззащитен вдвойне.
Рука с ножом приближалась…
— Берегись, брат! — отчаянно вскричал Терентий.
Рука с ножом застыла. Терентий без труда повалил женщину на пол, отобрал нож.
Тихон промыл глаза.
— Чего стоишь, дура голая? — рявкнул Терентий. — Помоги этого ишака кировабадского связать, пока не очухался!
Нахватался он, однако, словечек от бочковых арестантов!
Тихон бросился на помощь.
— А я, главное, думаю, — торопливо говорил Терентий, ловко нарезая лентами длинную черную юбку, — хозяин-то молодой, значит,
— Кто же это? — ужаснулся Тихон.
— Гостеприимец наш — Норман Бейтс! Ты мне должен спасибо сказать, а пуще того — Васильку. Он от моего крика, видно, проснулся… Одному мне бы не справиться, — вздохнув, признался он. — Все-таки взрослый парень уже этот Норман…
Маленький василиск, исполнив свой долг, сладко зевнул и свернулся калачиком на табуретке.
Тут и Нормана Бейтса, иностранца, отпустило. Он разинул рот — хотел заорать, только Терентий живо содрал с него чепец и тем чепцом заткнул опасное отверстие. Ни рукой, ни ногой гостинник все еще не мог шевельнуть — но уже по другой причине.
— Зачем, братец? Может, он нам хочет все объяснить!
— Мне его объяснения до пихты и до ели.
Тихон отчего-то не стал возражать, вернулся под душ и смыл с себя пену.
Потом мычащего хозяина перенесли вниз и положили за стойкой, чтобы не видно было с порога. Но все равно Терентий запер дверь.
— А теперь посмотрим, чем этот бобер бомбейский богат…
— Братец, воровать-то плохо! Рыцари не воруют…
— Да уж чего хорошего, — согласился, чтобы не расстраивать близнеца, Терентий и полез по всем комнатам подряд.
— Воровать рыцари не воруют, — приговаривал он, заглядывая во все шкафы и комоды, — а от законной боевой добычи не отказываются…
Норман Бейтс жил и взаправду не бедно. Вот только ящик, в котором он хранил деньги, был железный, и пришлось с ним повозиться — благо, хоть инструмент нашли.
— Ну, вот и дорожку оправдали, — сказал Терентий. — Теперь купим коней, опять как люди поедем… Только освобождать я никого больше не согласен!
В одной из кладовых нашли заплечный мешок и договорились наперед тащить его по очереди, поскольку набили мешок основательно: и съестных припасов набрали, и одежды, и много всяких вещей, без которых не обойтись в дороге.
Нашлось и оружие — ведь арестанты мечи-то у героев отобрали. Терентий, подумав, прихватил нож, едва не поразивший брата, а для Тихона выбрал ладный топорик.
Проверив очередную комнату, Тихон заорал благим матом, поскольку употреблять мат неблагий ему натура не позволяла.
— Чего орешь, дурак? Киндей услышит!
— Братец, миленький! Там… Там…
Там, в совершенно пустой комнате, сидела в кресле женщина в черном и в черном же чепце. И давно, видно, сидела, поскольку успела уже истлеть — только зубы щерились навстречу близнецам. Из-под чепца торчали седые космы.
Кресло было не простое — ножки у него с каждой стороны поставлены были на деревянные дуги.
И оно раскачивалось. Туда-сюда, туда-сюда…
— Вот она какая, мамаша-то, — разочарованно скривился Терентий. — Успокойся, Тихон, как же ты будешь рыцарские подвиги совершать, коли мертвяков боишься?
Но дверь поспешно закрыл и вспотевший лоб вытер.
А уж о сне братья и не помышляли.
Тихону поручен был под опеку гостинник:
— Если начнет развязываться — бей по башке! Да ты не будешь бить, размазня. Тогда кричи погромче. А я тут подвал нашел, надо обследовать…