Белый обелиск

Рэйда Линн

– Как вас зовут - по-настоящему?
– осведомился Хенрик наконец.

– Вам непременно нужно знать мое имя, чтобы меня повесить?..
– спросил белг презрительно.

Ольгер проигнорировал вызывающий тон пленника.

– Хорошо, я буду называть вас Дриер, как и раньше. Надо же к вам как-то обращаться.

– Собираетесь меня допрашивать?

– Это моя обязанность.

Разведчик неприятно усмехнулся.

Ольгер вспомнил, что когда-то точно так же улыбался в лицо офицеру из разведки белгмара - и они оба понимали, что эта улыбка значит "я ничего не скажу". Тот белг был еще молод и, похоже, счел

это простой бравадой. Восемнадцать дней спустя он вынужден был признать свою ошибку.

Ольгер повел плечом.

– Этот допрос - обычная формальность. Жеванный Рукав... то есть, простите, капитан Френц Эйварт... уже рассказал мне все, что знал. Не думаю, что вы смогли бы добавить что-то новое, даже если бы мне вздумалось допрашивать вас под пытками.

Разведчик выругался, а потом негромко процедил:

– Я всегда говорил, что нельзя доверять лишних подробностей инсарцу.

Ольгер прищурился.

– Вы думаете?.. А по-моему, подданство Эйварта значит гораздо меньше, чем его характер. Ваши командиры сделали ошибку, полагаясь на такого человека. Хотя это было почти неизбежно.

– Почему же?

– Вам ведь нужен был предатель, который способен был продаться Белгмару со всеми потрохами. Так кого вы, собственно, рассчитывали получить? Годвина Ториса?..

"Дриер" поморщился - а потом нехотя кивнул.

– Может быть, вы и правы, капитан. Хотя, конечно, это очень странная беседа для допроса.

– Вы желаете вернуться к более насущным темам? Хорошо. Скажите, как погиб полковник Торис?

– Я его убил, - бесстрастно сказал "Дриер".
– Полковник вызвал к себе капитана Эйварта и начал говорить о том, что ему знать не полагалось. Дело приняло слишком серьезный оборот, чтобы я мог позволить себе колебаться, так что я подкрался к нему сзади и прикончил Ториса одним ударом. Думаю, он умер раньше, чем успел что-то сообразить.

Пленник помолчал, как будто ожидая от Хенрика какого-нибудь вопроса или замечания, но ройт молчал, глядя на догорающую на столе свечу.

– Если бы у меня был выбор, я бы предпочел убить полковника как-то иначе, - сказал пленник. Ройту показалось, что он в первый раз с начала их беседы почувствовал себя не в своей тарелке.
– Но мне нужно было позаботиться о том, чтобы эту смерть можно было выдать за несчастный случай... Я знаю, что вы были его другом и хотели отомстить его убийце. В других обстоятельствах я предложил бы вам поединок. Но теперь вы сможете получить удовлетворение и так - когда меня повесят.

Ольгер покачал головой. Странное дело - мысль о том, что этот человек убил Годвина Ториса, почему-то не вызывала в нем ненависти. Вот Дергунчик - да, его он ненавидел всеми фибрами души. А белг - всего лишь враг. Он не учился вместе с Годвином в кадетском корпусе...

– Если позволите, я бы тоже хотел задать один вопрос, - заметил арестант, нарушив затянувшуюся паузу.
– Скажите, как давно вы догадались, что я белг?

Ольгер все еще размышлял о Годвине с Дергунчиком, поэтому не сразу понял, о чем его спрашивает "Дриер".

– Ах, это... В первые же дни после приезда в Браэннворн. Я с самого начала держал вас на подозрении.

Разведчик озадаченно нахмурился.

– В самом деле?.. Что же меня подвело?

– Сущая мелочь. Вы прекрасно говорите по-инсарски, но у вас столичный выговор и чересчур хорошее

произношение. Если бы мы встретились в каких-то других обстоятельствах, то я бы подумал, что вы человек хорошего происхождения, который решил скрыться от закона и вернуть себе доброе имя службой в приграничной крепости. А так... мне ведь известно, что "инсарские потомки" с удовольствием идут служить в разведку, где полученное ими воспитание оказывается более чем полезным. Кстати, могу я спросить: кто из ваших родственников был инсарским подданным?

– Отец.

– Вот как?
– невольно удивился Ольгер - Он, должно быть, был уже не молод, когда покидал страну?

– В общем-то, да. Ему было под шестьдесят. Он не ушел в отставку только потому, что ему отводили важную роль в мятеже против Тео. А в столице у него была жена и двое взрослых дочерей. Кстати сказать, когда отцу пришлось бежать, жена явилась к Теодору вместе с дочерьми и их мужьями, и они стали наперебой доказывать, что не запятнаны изменой. Им это удалось, и они сохранили за собой фамильные владения. А отец оказался в чужой стране с десятком серебряных монет в кармане. Он написал старым друзьям, прося их оказать ему какую-нибудь помощь, но ни один из них не решился ответить на его письмо. А теперь скажите, капитан - кто кого предал? Мой отец - свою родину, или наоборот?..

Хенрик задумчиво кивнул.

– Я понял вас.

Белг насмешливо скривил губы.

– Это не ответ.

– Это единственный ответ, который я могу вам дать. Я не хочу сказать, что вы не правы. У вас есть причины презирать этих людей, предавших вашего отца. А поскольку все они были инсарцами, то вполне очевидно, что вы презираете Инсар. Но я служу своей стране и думаю, что люди здесь не хуже и не лучше, чем в Белгмаре или, скажем, в Сельне. Разница только в том, что Тео показал нам, на что мы способны и как низко можем пасть. А остальные до сих пор считают себя безупречными.

– Забавно, - протянул разведчик.
– Никогда не думал, что инсарцы даже в собственном позоре могут отыскать очередное доказательство величия своей страны.

Ольгер задумчиво покачал головой.

– Боюсь, что вы неверно меня поняли. Впрочем, неважно.

"Дриер" с заметным раздражением повел затекшими плечами.

– Когда меня казнят?
– осведомился он.

– Завтра, как только рассветет, - ответил Ольгер. И, немного поразмыслив, сказал.
– Насколько мне известно, в Белгмаре повешенье считается очень позорной смертью. Может быть, вы предпочтете быть расстрелянным?..

Белг вопросительно взглянул на Хенрика.

– Смотря что вы потребуете взамен, - осторожно сказал он.
– Если вы хотите, чтобы я ответил на еще какие-то вопросы о полковнике, мы, может, и столкуемся. Но если вас интересует что-нибудь другое - лучше не трудитесь.

Ольгер поднялся на ноги. Конечно, в подозрениях разведчика не было ничего особенного, но Хенрику все равно сделалось тошно.

– Вы ошибаетесь. Я не пытаюсь с вами торговаться. Просто я несколько лет провел в вашей стране и обратил внимание на то, что у вас вешают только за самые позорящие преступления - а тех, кто умер такой смертью, не хоронят на обычных кладбищах. Вот мне и пришло в голову, что вы, возможно, предпочтете пулю. Впрочем, вы, возможно, выше таких предрассудков. Доброй ночи... На рассвете я пришлю сюда солдат.