Беранже
Шрифт:
Песенкой «Карл Третий Простоватый» Беранже откликнулся на это событие. В зачине песни речь идет о старом обряде, возобновленном Карлом: при коронации «в знак возрождения страны» в собор впустили стаю птиц.
Пустой обряд! Сам Карл Десятый Своей улыбки не сдержал… А весь народ, предчувствием объятый, «Спасайтесь, пташки!» — закричал.Начиная со второй строфы, поэт, чтоб не дразнить гусей, прибегает к весьма прозрачной исторической аналогии. Вместо Карла Десятого на сцене появляется
С помощью сеньоров и духовенства Простоватому удалось вернуть свой престол. И Бурбонам тоже. Но Карл III процарствовал недолго…
Далее в песне оба Карла — Десятый и Третий — как бы сливаются в одно лицо. И острые политические намеки адресованы прямиком к современному Бурбону.
В своем пристрастье к галуну, Давя налогами страну, Вот Карл идет, расшитый златом, Вассалы верные — за ним, Хотя недавно тем же штатом Они ходили за другим… Но миллиард вернул их верность: Цена не слишком высока!Каждому ясно, о каком миллиарде упоминается здесь. Это миллиард франков, который Карл с помощью правителей-роялистов преподнес за счет народа своим дружкам и собратьям по эмиграции,
«Спасайтесь, пташки, по лесам!» —все настойчивее призывают строки рефрена.
Насмешливыми, трезвыми и осуждающими глазами народа глядит песенник на шутовскую церемонию, развертывающуюся в соборе. Вот Карл, моля небеса о ниспослании благодати, падает в ноги епископу. Король надел на себя пояс с мечом Карла Великого, но меч слишком тяжел для него, и Карл, свалившись у поповских ног, не может подняться. Из толпы кричат: «Вставай!» А король все лежит.
«Святому отцу» только того и надо. Нагнувшись, он шепчет королю:
«…Слово только дай, Что нам заплатишь за подмогу, И правь, хоть лежа. Мы — с тобой».С восшествием на престол Карла X труженики Франции почувствуют двойной гнет: гнет короля и гнет попов. Пташки тоже могут подпасть под действие известного закона о святотатстве. Но пернатые разлетятся, а каково-то придется тем, у кого нет крыльев?
Тяжел наш рок! Завидуем мы крыльям!.. Спасайтесь, пташки! Бросьте нас!— Французы скоро забудут своих настоящих героев и гениев, — говорит Беранже постоянному своему собеседнику Манюэлю. — Мелюзга, стоящая у власти, добивается этого.
Песенник и его друг возмущены, что правительство отказало детям художника Луи Давида, скончавшегося в изгнании, похоронить его прах на родине. И после смерти художника-гражданина монархия не
Давид умер вдали от родины, тоскуя по ней. Но, может быть, не легче, чем судьба изгнанника, судьба другого замечательного сына Франции, автора «Марсельезы». Руже де Лиль живет на родине «всеми забытый, обнищавший; он брошен в тюрьму как несостоятельный должник. Узнав об этом, Беранже спешит ободрить старого поэта, помочь ему.
«Не краснейте оттого, что вас арестовали из-за долгов. Скорее вся нация должна краснеть за те злоключения, которым все время подвергается автор «Марсельезы». Я не раз кричал об этом в салонах эгоистов. Быть может, немного стыда заставит, наконец, понять это самых глухих из них», — пишет Беранже.
Имя автора «Марсельезы» Пьер Жан впервые услышал еще подростком в Перонне… и оно на всю жизнь слилось для него с красками трехцветного знамени, со звуками рожков, с топотом колонн добровольцев-патриотов, со всем самым высоким и дорогим для республиканца. И как был удивлен и опечален Беранже, когда впервые встретившись в 1823 году с Руже де Лилем, узнал, что тот не имеет ни постоянного заработка, ни преданных друзей, которые помогли бы ему, и бедствует, перебиваясь с хлеба на воду.
Вместо гиганта своих отроческих мечтаний Беранже увидел щуплого старичка, побитого жизнью, обозленного, издерганного, ворчливого.
История жизни этого человека была необычна. В 1792 году Руже де Лиль служил в революционной армии и находился вместе со своей войсковой частью в Страсбурге. Молодой саперный капитан пописывал стихи, музицировал в местных салонах, но ничего значительного до тех пор не создал. 25 апреля по всей Франции разнеслась весть о начавшейся войне. Друзья попросили Руже де Лиля написать марш для выступления в поход. Он согласился. И тут наступила единственная в его жизни ночь. Поднятый ввысь над самим собой могучим порывом, он в ту ночь думал, писал, творил от лица революционной Франции; она сама, казалось, диктовала ему нужные, верные, огненные слова, они носились в воздухе, в них кипел гнев, крепла решимость, пылала грозная веселость.
За одну ночь Руже де Лиль создал и текст и мелодию песни-гимна. Но такое чудо он совершил первый и последний раз в жизни.
В 1793 году Руже де Лиль отшатнулся от якобинской республики, его пугал террор. Пути поэта разошлись с революцией, душевный подъем, чувство единения с народом были утеряны. Он продолжал сочинять романсы и песни, но ничто, сочиненное им, не могло идти в сравнение с «Марсельезой».
Во времена империи автора революционного гимна стали постепенно забывать. А после возвращения Бурбонов жить ему стало совсем худо. И вот он попал в тюрьму за долги.
Старый поэт отбывал срок заключения в знакомой Беранже тюрьме Сен-Пелажи. Сумма его долга составляла 500 франков.
«Успокойтесь, дорогой пленник; я энергично взялся за ваше дело и очень надеюсь, что дня через два вы уже будете на свободе — могу вас даже уверить в этом», — писал Беранже на следующий день, 23 июня.
Да, он энергично взялся за дело. Узнал имена кредиторов, собрал нужную сумму и вызволил старого поэта из беды.
И дальше Беранже продолжал заботиться о Руже де Лиле, поддерживал его и словом и делом. Иногда это было нелегко. С годами старик становился все более подозрительным, душевно ранимым.