Берлин - Париж: игра на вылет
Шрифт:
Подойдя к вывезенному из Луксора древнеегипетскому обелиску, Василий еще раз критически оглядел восьмерых каменных девиц, гордо возвышающихся по всем углам площади: Марсель, Лион, Нант, Бордо, Брест, Руан, Лилль и Страссбург.
«С какой стороны ни глянь, но и о женской красоте в монументальном искусстве у французов тоже свое, особе представление. На мой непредвзятый взгляд, наши «девушки-республики» с фонтана «Дружба народов» на ВДНХ куда симпатичнее смотрятся. Пусть телеса у всех и стандартные, «под Любочку Орлову», но что поделать, если Отцу народов нравились именно такие. А так… саму идею, конечно
Но что-то Володя мой задерживается, неужели старик подложил-таки нам свинью? Или?.. Нет, похоже, вот и он. Идет, слава Богу, - Балк удовлетворенно хмыкнул, ухватив боковым зрением появление на углу, возле здания Морского министерства, невысокой, ладной фигуры Бойсмана, - Опоздание на семь минут вполне в рамках допуска. Газеты в руке нет, значит - без эксцессов. Это радует…»
– Как прошло, Владимир Васильевич? Без неожиданностей? Вижу, хвоста за собой не подцепил?
– Приветствую, Василий Александрович. Да, все в ажуре. Сын его освобожден, мсье Антуан получил вчера вечером телеграмму об этом от доверенного лица в Питере.
– От матери этого засранца?
– Судя по всему.
– Ну что же, одним помилованным жуликом больше, одним меньше. Ничего, Россия матушка такое надругательство над собой как-нибудь, да вытерпит. Вот они во всей красе - плоды внебрачных связей и безотцовщины. И топтать бы вороватому русскому отпрыску Антуана Рене Поля Лефевра де Лабулэ сахалинскую земельку лет десять, но…
Согласись: Дурново наш – красавец! Сумел Петр Николаевич порешать без лишних проволочек все проблемки, а главное, - без лишних вопросов. Чем дольше знаю его, тем больше уважаю старого фокстерьера. Но, Володечка, а что по нашему делу?
– Дядюшка Антуан все изложил письменно, как и обещал Вам. На словах он просил передать, что полагается на Ваше слово офицера и дворянина. В отношении названных им в записке французских персоналий - в том числе.
– Мог бы и не напоминать…
– Ну, старый человек, одной ногой уже в могиле стоящий и знающий это. Чего Вы от него хотите?
– Да, ничего не хочу, кроме как пойти перекусить и поскорее ознакомиться с текстом его чистосердечного признания. Может быть в «Максим» заглянем?
– Цены же безобразные, - с сомнением в голосе протянул Бойсман, - Давайте, куда попроще сходим, а? Не великие князья…
– Володечка, дорогой мой, я прошу Вас не перечить старшему по чину. Тем более, когда он вдруг вознамерился Вас угостить. Прости, но очень хочется зажрать говядинки под черносливом и без суеты прочитать исповедь старинного друга твоего семейства.
Кстати, ты ведь мне так и не рассказал подробно о том, на чем твой отец с ним столь близко сошелся. Согласись, что дружеские отношения между посланником Французской республики в Российской империи и простым лейтенантом Балтфлота, да еще и сыном выкреста-кантониста, - неординарная ситуация, не так ли?
– Их познакомил Авелан. С Федором Карловичем папа был дружен еще со времен американского похода. И так случилось, что племянница Лабулэ, гостившая у дядюшки, внезапно воспылала нежными чувствами к моему родителю.
Потом, когда отец уходил на Дальний Восток, он попросил его писать о разных его впечатлениях и встречах там. Сам Лабулэ в то время рассматривался кандидатом на место консула в Сайгоне, и поэтому для него крайне интересна была любая информация о тамошних событиях, тем более - взгляд со стороны. Вот так как-то и получилось…
***
За покрытым бисеринками измороси толстым, зеленоватым стеклом окна, колыхая зонтики, о чем-то своем шумел Париж. По граниту влажно поблескивающих булыжников и плит мостовых, цокали подковы тягловой силы экипажей и омнибусов.
Шел дождь…
Сложив вдвое листки с исповедью бывшего посла Парижа в Санкт-Петербурге, Балк аккуратно спрятал их во внутренний карман жилетки, и, не возвращаясь более к трапезе, расслабленно откинулся на спинку кресла. Бойсман, попытавшийся было что-то сказать, настороженно притих: когда шеф думал, лучше было ему не мешать. Поразмыслить же Василию было над чем. Три небольших листочка, исписанные корявым почерком старого, покидающего этот мир человека, пищу для размышлений давали колоссальную.
«Шел дождь и рота красноармейцев. Шел дождь. И рота…
Вот это мы бы влетели! Какое счастье, что в Лондоне мне пятая точка подсказала ни о чем серьезном со старым хитрецом не откровенничать. Да... «Штирлиц никогда еще не был так близок к провалу…» Ах, Рачковский… ай, да устрица!
Хотя, почему я только на него одного киваю? Получается, провокация тут вообще наиглавнейший инструмент политики. Как внешней, так и внутренней. Как и практически безотказный механизм по обеспечению карьерного роста. Разве не для того, в том числе, Зубатов породил Азефа, своего суперагента в стане революционеров? И не его ли, а еще отморозка Гершуни руками, Сергей Васильевич самолично «учредил» партию СРов? «Я спровоцирую вас на террор, а потом уничтожу…»
Вот только Зубатов мог держать Азефа в узде, а когда Плеве его «ушел», Лопухину и Ратаеву такое оказалось не по силам. Евно Фишелевич сам ими крутил как хотел. Джинн вырвался из бутылки, вкусил кровушки, набрал силу и… ему это все понравилось. Теперь Председателю предстоит чудовищную бестию или обратно под пробку загонять, или…
И тут - нате вам! Еще радость на голову свалилась: в наших рядах - великокняжеский крот. И к тому же не абы кто, а форменный гений по конструированию контролируемых кризисов. Как же там, в своем самодовольном и высокотехнологичном будущем, кое-кто недооценивал предков. Честно: прям стыдно становится…
Страшно представить, как могли повернуться все дела, если бы покойный польский отморозок Пилсудский не подорвал тоннель на Кругобайкалке, и не реши я весной, на всякий пожарный случай, вытащить с Сахалина его дорогушу-братца к нам на подвал? И не прояви милейший Владимир Игоревич похвальное служебное рвение, развязавшее язык этому уродцу до самого донца, вплоть до дел «давно минувших дней». А уж когда пану Брониславу компанию в лаборатории Игоревича составил пан Лукашевич, срочно доставленный из Шлиссельбургского узилища на «медосмотр».