Берлин - Париж: игра на вылет
Шрифт:
Вялая реакция «в Европах» на нашу бескровную революцию «сверху» в очередной раз убедила Василия в том, что подавляющему большинству здешней «цивилизованной» публики было, есть и будет «глубоко начхать» на то, как существует, чем дышит и кем управляется «варварская» шестая часть мировой суши к востоку от них. Если, конечно, из новостей оттуда не родится очередной повод возопить про «тюрьму народов» и «кровавых палачей-тюремщиков, душителей нового и прогрессивного». Или решительно заклеймить преступления режима «архаичной тирании», который, несмотря на «всем очевидный тлен и разложение», алчет видеть себя «всеевропейским жандармом».
Но то,
С обидой и болью европейские воротилы и бонзы вспоминали, как шесть лет назад они смогли лихо отбиться от первой атаки царя на их барыши. Когда он, прикинувшись наивным человеколюбивым простаком, предложил державам сократить вооруженные силы и… остановить гонку вооружений! Тогда они сумели изящно выставить русского монарха на всемирное посмешище. И вот теперь прилетела ответка. Мстительный тихоня Романов нанес контрудар, получившийся зубодробительным…
Кстати, поначалу в наших верхах не предвидели отрицательного международного резонанса на новации в трудовом законодательстве. О столь далеко идущих последствиях просто не задумывались. Когда царь ознакомил с проектом указа Коковцова, тот сгоряча написал прошение об отставке, посчитав, что замыслы Государя неизбежно приведут к неконкурентоспособности и последующему краху нашей промышленности, тем более, что министр опасался преференций, данных немцам новым торговым договором. Об эффекте «кругов по воде» не подумал и Столыпин, раскритиковавший «опасный зажим» интересов заводчиков, чреватый, по его мнению, сворачиванием многих производств.
Однако Вадим убедил Николая, что оказавшись перед угрозой социальных взрывов, на Западе будут вынуждены вводить в законы о труде изменения с оглядкой на наши, российские инициативы, повышая тем самым прямые и косвенные доходы пролетариата. В свою очередь, это поднимет себестоимость и цены многих иностранных фабрикатов. И, слава Богу, расчет его оказался верным.
Но каково было удивление Вадика, когда во время вечерней прогулки в парке царь рассказал ему о том, что, несмотря на яростный прессинг противников осложнения жизни «эффективных собственников», настоял на своем он не только из-за доводов Банщикова. Николай счел, что пришло время отделять козлищ от агнцев: «На таком изломе можно четко разобраться, кто из капиталистов готов идти навстречу государственному интересу, а кому важна лишь мошна. Те заводчики, кто без ропота примут новые правила игры, со временем получат максимум преференций от государства. Те же, кто изойдут на истерики или, Боже упаси, дерзнут на какие-либо действия в пику принятым решениям, тридцать три раза потом пожалеют о своей глупости и жадности!»
По поводу роста угроз для личной безопасности, Николай со спокойной улыбкой заметил: «- Во-первых, Миша, Рубикон был перейден, когда вышел «Думский» Манифест. Его противники куда ближе ко мне, чем кто-либо из буржуа. Причем, как в прямом, так и в переносном смысле. Во-вторых, я вполне доверяю Дурново, Зубатову и Спиридовичу. А в-третьих, от судьбы не уйдешь. Все под Господом ходим, и царь, и простолюдин. Но то, что мы сейчас начали делать - богоугодно. И делается во благо всех, живущих
Окрыленный победой, переступивший через самодержавные табу и страхи юности, Николай на глазах избавлялся от рецидивов тихушного византийства и нерешительности. Парадная, представительская сторона роли монарха, к неудовольствию многочисленной родни, занимала его все меньше. Он перестал, уповая лишь на Бога, тяготиться бременем единоличной ответственности за принимаемые решения и нашел, наконец, внутреннюю точку опоры в самом себе. В служении своему народу реальными делами, смысл которых, будь то внутригосударственные действия или внешнеполитические акции, необходимо рассматривать через призму пользы для всех его подданных, сегодня и на перспективу.
Государь всея Руси дозрел для того, чтобы властвовать, а не царствовать. И ЭТОТ Николай ни плыть по течению, ни почивать на лаврах, не собирался.
Естественно, отставка министра финансов принята не была. Столыпин же, проведя пару вечеров в компании Зубатова и Дурново, узнал для себя много нового о проблемах рабочего класса, успехах и подводных камнях при создании «полицейских профсоюзов», а заодно и о теории социально-экономического баланса интересов труда и капитала Льва Тихомирова, которого Председатель ИССП вновь «запряг» в созидательную работу.
Что же касается оттенков реакции европейцев на прилетевшую из Питера новостную «бомбу», особо потешила Василия плохо скрываемая ярость авторов статей в лондонских «Обсервер», «Вестминстер газет» и «Нэйвал энд милитари рекордс». В изданиях, где, как предупреждал его Петрович, адмирал Джон Фишер, свежеиспеченный Первый морской лорд, прикормил «с руки» и редакторов, и ведущих журналистов.
Несомненно, матерый человечище прикинул нехилый процент, на который скакнет цена задуманного им «Дредноута» и будущего флота его систершипов. А насколько еще увеличится ворох сопутствующих проблем? В том числе связанных и с «пробиванием» астрономических сумм на новое кораблестроение в Парламенте?
***
Теперь, о личностях. О тех, кто нес персональную ответственность за начало Первой мировой войны в нашей истории.
На сей счет у Балка имелось собственное мнение, отличное от взглядов большинства историков, как советской эпохи, так и постперестроечных. Будучи военным-практиком, а затем бодигардом, умудрившимся подняться до уровня начальника службы безопасности у крупного олигарха, право на свою личную оценку фигурантов Василий имел.
Работа эта была кабинетная, не пыльная, требовавшая от него не столько «полевых» навыков и личных связей в понятных органах, суде и прокуратуре, сколько умения точно ранжировать и оперативно анализировать информацию, зачастую фрагментарную, а затем строить на ее основе логические цепочки и делать из всего этого правильные выводы.
Короче говоря, - решать прикладные уравнения с кучей неизвестных. Ведь известно, что любая система тяготеет к неопределенности, если в ней задействован хотя бы один человек.
Способность быстро разбираться в людях, в психологии, в мотивации их действий или бездействия, в их самооценке и реальной «рыночной цене», причем без полиграфа или полевого экспресс-допроса, на службе у Антоновича была для Василия его Умением №1. И поскольку претензий к «цепному псу» у коллекционера рудников и футбольных клубов не возникало, с этим умением у Василия все было в порядке…