Берлинский этап
Шрифт:
Звонок получился долгим, отчаянным, хотя гостья и хотела позвонить коротко, как будто невзначай.
Дверь открыл бородатый мужчина в матросской тельняшке.
— Вам кого?
Хозяин комнаты удивлённо и с беспокойством посмотрел на мальчика, потом перевёл взгляд на лицо незваной гостьи, тревожно-красивое и измождёно бледное в полумраке подъезда.
— Мне… наверное, вас…
Нина как будто со стороны услышала свой голос, неожиданно растерянный и гулкий, как удар о бетон мячика, брошенного в лестничный проём.
Из комнаты доносился детский
— Мы… раньше… жили здесь.
Мужчина понимающе покачал головой, окончательно оценив ситуацию.
— Многие здесь жили до войны, деточка. Нам эту комнату государство дало. Тебе хоть есть куда идти? — проникся неожиданным состраданием.
— Нет.
— Иди в милицию, — посоветовал новый хозяин.
Встречи с прошлым не получилось. Да и возможна ли она, эта встреча? Есть только настоящее, представшее в образе бородатого мужчины в тельняшке.
Трое за столом играли в карты. Визит гражданки вклинился между козырным крестовым королем и покрывшей его козырной же дамой.
«Что надо, гражданочка?» — спросил, как отвесил пощечину, с неприязнью взглянул на мальчонку пожилой милиционер.
Вот вам и здрасьте, Новый год! Вот вам и родное отделение милиции!
Скрипучая дверь, повсюду решётки — хочется назад, в морозный апрель.
Нина сжала ручонку Валерика, и это придало молодой матери сил.
Она быстро и сумбурно начала излагать самую суть проблемы, что, собственно, привело её в отделение милиции глубокой ночью.
— Я вышла из тюрьмы… я до войны жила в Казани.
Тот же милиционер посмотрел на Нину испытывающим долгим взглядом.
— Квартиру свою что ли хочешь? — изрек, наконец, насмешливо и зло. — Я что-то не понял… А ну шуруй отсюда, если не хочешь обратно, откуда приехала.
Дважды повторять не пришлось. Схватив Валерика в охапку, Нина ринулась к двери.
Апрельская ночь поджидала их двоих за порогом, чтобы было вместе с кем горевать по припозднившемуся теплу.
Валерик все ещё осторожничал, посматривал на мать с недоверчивым любопытством.
Нина бессильно осмотрелась по сторонам и не нашла ничего лучше, чем опуститься на скамейку перед отделением милиции: по крайней мере защитят в случае чего. Не бродить же в самом деле с маленьким ребенком по незнакомым (или забытым, что, в сущности, одно и тоже) улицам…
Валерик свернулся удобно котёнком на коленях и тут же засопел.
«Успел уже привыкнуть к тягостям», — с горечью подумала Нина.
Ночь тянулась долго и мучительно, как срок, и всё же темень пробили проблески рассвета.
Ближе к утру стало ещё холоднее. Темнота и неизвестность наступали со всех сторон деревьями и домами, в которых видели десятый сон.
Когда совсем рассвело и как будто бы даже потеплело немного, из неприветливого здания лениво вывалился молоденький розовощёкий упитанный милиционер. Засёк Нину намётанным взглядом.
Она насторожилась, узнав одного из тех, кому помешала вчера
— Послушайте, что я вам посоветую, — голос звучал мягко, доброжелательно, вселял надежду. — Здесь недалеко, километров сто от Казани, в Зеленодольске, идёт большая стройка. Строят дома, асфальтируют дороги. Если вы обратитесь к главе города, он даст вас место в общежитии и работу.
Нина слушала молча, с интересом. Ободрённый её вниманием и ощущением того, что может дать, действительно, ценный совет, молодой блюститель закона продолжал:
— Да и на вокзале ждать долго не придётся, — с сочувствием посмотрел на спящего ребенка. — Поезда до Зеленодольска ходят четыре раза в сутки. Если поедите на вокзал прямо сейчас, к обеду будете уже там.
Глава 13. Зелендольск
Телефон, как неугомонное живое существо, обитавшее на столе, вздрогнул и зазвонил в полную силу. Хочешь — не хочешь, а надо брать трубку хотя бы для того, чтобы не слышать противного дребезжания. И кто только придумал телефоны? Изобрел ведь не иначе для того, чтобы изводить больших начальников.
— Алло! — бодро ответил в трубку мужской голос, так что на том конце провода невозможно было догадаться, что с самого утра телефон, явно, задался целью изжить со свету главу Зеленодольска.
Да, время непростое, трудное сейчас время. Да, город стремительно растёт и строителей как всегда и везде не хватает. Где же взять столько рабочих рук, если стройки сейчас идут по всей стране и везде они, рабочие руки, нужны?
Звонили из райкома. Не достаточно, видите ли, ведётся агитационная работа.
— Нет у вас в Зеленодольске того задора, когда люди работают не за получку, а за светлое будущее, — отчитывал идейный юнец.
Пятидесятитрёхлетний, с уже заметной сединой в тёмных волосах глава живо представил его краснощёкое, пышущее здоровьем и энергией лицо и невнятно пробормотал, как провинившийся школьник, что исправится, как провинившийся школьник.
Пришлось пообещать, что и лозунги, и плакаты расцветут на зеленодольских улицах к 1 Маю ещё в большем количестве.
Ответ главы вполне удовлетворил идейного юнца, и с чувством выполненного долга и ободряющим «мы рассчитываем на вас» молодой человек повесил трубку.
Глава с облегчением проделал тот же маневр.
Телефон поимел, наконец, совесть, подарил хозяину города пару минут тишины.
Угораздило же секретаршу подхватить бронхит в разгар стройки! И заменить некому. Люди наперечёт. Только считается, что нет незаменимых, а на деле незаменимы все, а особенно он, потому как все от него всё время что-то хотят.