Берта Исла
Шрифт:
Тупра улыбнулся очень приятной улыбкой, уже успев почувствовать, что она мне нравится – в той мере, разумеется, в какой это позволяло мое безграничное отчаяние. Оно ведь отпустило меня лишь на время нашего короткого обмена репликами.
– Вы наверняка не читали бальзаковского “Полковника Шабера”. Там несчастного вояку никто не желает признать живым и называют самозванцем, потому что в анналах военного ведомства он значится погибшим в сражении при Прейсиш-Эйлау во время наполеоновских войн. Это, конечно, роман, но бюрократия и в реальности бывает именно такой. А бывает и хуже, не удивляйтесь. Люди об этом не подозревают и уверены, что обладают несокрушимыми правами и гарантиями, но государственная власть должна быть абсолютной (и таковой является): только тогда мы будем способны функционировать даже в наших демократических странах, о каком бы разделении властей нам ни твердили. И достаточно сменить законы или придумать новые, чтобы оставить человека без денег, работы и дома или считать его несуществующим; людей лишают гражданства, объявляют самозванцами или апатридами, ссылают или выставляют вон, объявляют сумасшедшими, недееспособными или умершими. Люди очень боятся с нами бороться, и они очень наивны.
Я тотчас обратила внимание на это “с нами”, отличавшееся от его же предыдущих “мы”. Прежние “мы” относились
– Но сказанное означает и то, что если наследники разделили наследство, то никто не заставит их вернуть его, особенно если они все уже успели потратить, как обычно и случается. Или если вдовец либо вдова заключили новый брак, этот брак не признается автоматически недействительным, поскольку все вели себя честно, в соответствии с законом, и выполняли решение суда. Но такое бывает редко, очень редко. Вряд ли вы услышите про повторение истории графа Монте-Кристо, особенно в Англии.
“Тупра читает романы”, – вскользь подумала я. По мере того как он продолжал говорить, мне все больше казалось, что этот голос я слышу не в первый раз. Я смотрела, как шевелятся его пухлые губы – сейчас они шевелились очень быстро, – и точно знала, что никогда раньше их не видела, поскольку забыть такие губы было бы трудно. Несмотря на свое состояние, я отметила, что в Тупре было что-то малоприятное, и тем не менее, как ни странно, он казался привлекательным (горе и потрясение не мешают нам почти бессознательно обращать внимание на такие детали). Его своеобразное лицо притягивало к себе взгляд как магнитом – особенно длинные ресницы и серые глаза. А он воспользовался моим любопытством, чтобы продолжать отвлекать меня от главного, чтобы я, постепенно и не теряя контроля над собой, усвоила: вот уже много месяцев никто ничего не знает про моего мужа, даже начальство, и возможно, 4 апреля 1982 года я видела его в последний раз.
– Граждане уверены: государство их защищает, и обычно так оно и бывает, это основа основ, что я готов подтвердить. Но люди не знают другого: если пресловутая защита того потребует или они станут мешать ее осуществлять (то есть поведут себя не должным образом), ничего подобного им не позволят и с ними расправятся. Как? Лишат имущества и права собственности, а тот, у кого ничего нет, уже ничего не может сделать. У них отберут имущество, конфискуют земли и недвижимость, отнимут состояния с помощью непредвиденных налогов и штрафов; для всего есть своя граница, а о том, чтобы она была, заботятся совместными усилиями правительство и парламент. И что бы кто ни провозглашал раньше, стоит ему самому прибиться к власти и начать писать законы, как он сразу прозревает. Ладно, не будем про это, не хочу вас пугать, но именно так происходит, когда речь идет о высшем благе, и другого выхода в трудных ситуациях просто нет. Только вообразите себе, какой бы поднялся тарарам, какой бы воцарился хаос, если бы каждое жизненно важное решение стали обсуждать с населением? Все бы остановилось, поскольку жизненно важные решения принимаются каждый день, а не время от времени.
For the greater good, – сказал он. “Ради высшего блага” (или “блага большинства”).
Иногда он говорил слишком быстро, и мой английский, рассчитанный больше на чтение, чем на устную речь, не позволял мне понять все достаточно точно.
– Я заглянул и в испанские законы, касающиеся якобы умерших, правда мельком, но ведь лично вы зависите от них. И они дают некоторые преимущества, если мне отыскали правильные документы. В Испании не нужно ждать столько времени, чтобы исчезновение человека с большой вероятностью можно было объяснить его кончиной. Всего два года, – и Тупра поднял вверх два пальца, что напоминало знак виктории и было совсем неуместно в данных обстоятельствах, – если случилось кораблекрушение либо авиационная катастрофа над пустынной, необитаемой зоной и так далее. А может, и три года, точно не скажу. – И он поднял три пальца. – Но как бы то ни было, есть обстоятельная статья, подходящая к нашему случаю, вот она, и в переводе, и на испанском. – Он достал из кармана пиджака две страницы с машинописным текстом и протянул мне испанский вариант, предлагая прочесть. – Примерно так там и говорится, да? Это касается правил признания погибшими военнослужащих, а также вольнонаемных, работавших в воинских частях, принимавших участие в боевых действиях и пропавших без вести, по прошествии двух лет, – он не удержался и стал подражать Черчиллю, – после мирного договора, а если таковой не был заключен, с момента официального объявления о завершении войны. Good gracious! [41] — И добавил: – Бюрократический стиль ужасен в любой стране. Уже хорошо, если можно хоть что-то понять. А этот документ я понял, несмотря на все его выкрутасы.
41
Боже правый! (англ.)
Я тотчас сказала:
– Единственная война, которая случилась за последнее время, – Фолклендская, а вы мне так и не ответили, был ли отправлен туда Томас.
– Это не имеет никакого значения, – быстро возразил он. – Чтобы вы как можно быстрее получили документ, удостоверяющий ваше вдовство, мы формально подтвердим: он там был и пропал без вести именно на Фолклендах. Однако испанский закон предполагает более долгий срок для вступления в права наследования. – Он вытащил третью бумагу. – Ага, вот: “До истечения пяти лет после заявления об исчезновении… – на сей раз он показал мне пять растопыренных пальцев, – не выдаются свидетельства о праве на наследство и не разрешается наследникам безвозмездно распоряжаться (дарить, жертвовать и т. д.) имуществом, которое им досталось”. Ну вот, военные действия на Фолклендах прекратились двадцатого июня восемьдесят второго года, значит, двадцатого июня нынешнего года, то есть через восемь месяцев, в Испании, согласно этому документу, можно будет объявить Томаса умершим. И я не думаю, что со стороны нашей страны возникнут возражения против того, чтобы предпочтение было отдано испанскому закону, наверняка их не будет. Проблема, Берта, заключается в том, что вы не получите наследства до восемьдесят девятого года, то есть ждать будет нужно еще пять лет. Но не беспокойтесь, об этом мы тоже подумали. Вам не придется жить только на вашу маленькую университетскую зарплату, это было бы несправедливо. Даже если бы речь шла о дезертирстве Тома. А мы не будем считать его дезертиром, пока это не доказано.
Слова
– И знаете, Берта, тут, в вашем законе, оговаривается, что будет, если покойник потом вернется. Вот послушайте: “Если уже после признания человека умершим пропавший появляется или появляются доказательства того, что он жив, он может вернуть свое имущество, но в том состоянии, в каком оно окажется в момент его появления”. Думаю, тут следовало бы сказать “вновь появляется”. Далее: “Он также имеет право на деньги, полученные от продажи его имущества, или на имущество, купленное на деньги от продажи. Однако он может потребовать лишь прибыль, полученную от его имущества после момента его появления”. И тут тоже, на мой взгляд, следовало сказать “нового появления”, это было бы точнее, – добавил он с излишней придирчивостью и щелкнул пальцами по листу бумаги. – Короче, если наследники все истратили, он не получит ни пенни из своего былого состояния, не сможет вернуть себе ничего. На что будет жить этот человек, этот бедняга (будь то мужчина или женщина)? Его считали умершим, а потом он стал еще и нищим. На подачки друзей? Вряд ли дружба сохраняется так долго, я хочу сказать, что вряд ли она способна пережить чью-то смерть. На иждивении у своих детей? Но нельзя исключить, что они придут в ужас, увидев своего родича вроде как ожившим, и в душе пожелают отправить его обратно в могилу. Вряд ли государство захочет каким-то образом компенсировать ему потери или назначить пенсию. По-моему, если кто-то несколько лет считался умершим, то в случае возвращения он должен как минимум считаться пенсионером. Или получить что-то еще.
По правде сказать, я плохо слушала Тупру. Он перескакивал с пятого на десятое, но то, что сейчас растолковывал мне, имело свою цель: он обращался со мной как со вдовой, я должна была свыкнуться со своим новым положением, заинтересоваться юридическими вопросами и задуматься о будущих средствах существования для нашей семьи. Теперь я обычная вдова, которой следует как можно скорее получить соответствующие документы и должным образом все оформить, иначе мы столкнемся с серьезными проблемами. И тогда я смогу устроить свою жизнь, снова выйти замуж, если захочу, ведь он наверняка считает, что в моем возрасте и с моей внешностью претендентов у меня будет достаточно. А я, между прочим, заметила, как смотрит на меня он сам: в его взгляде было мужское одобрение, скрытое, конечно, но для меня очевидное; Тупра – большой любитель женщин и явно пользуется у них успехом, это сразу бросалось в глаза, ощущалось даже сейчас; небось проклинает все на свете за то, что познакомился со мной в таких прискорбных обстоятельствах, в роли вестника, принесшего новость, которая человека сокрушает, вгоняет в отчаяние, подчиняет себе все его чувства и все внимание, исключает любой флирт; сегодня у него точно ничего не получилось бы, так как слишком неподходящей была обстановка, да и вся ситуация в целом. Только это заставило его нажать на тормоза и отказаться от приятных планов, а вовсе не то, что я жена его близкого коллеги, потому что подобные типы особой щепетильностью не отличаются, для них, согласно их внутренним правилам, важно лишь сохранить в тайне все, что должно сохраняться в тайне и о чем следует помалкивать. Да, Тупра уже видел, как я повторно выйду замуж, если пожелаю, но не видел, что помехой тут может стать бремя, которое я несу на себе, – двое маленьких детей. Он готов помочь мне в любом случае, даже если Томас окажется дезертиром или перешел на сторону врага, то есть стал перебежчиком. Но скорее всего, Тупра уверен, что это не так, и предпочитает говорить о нем как об умершем, как об исторгнутом из мира, хотя формально обязан оставить мне тонкую нить надежды или маленькую щелку. Ничего нельзя сказать наверняка, пока не найдено тело, пока нет прямых свидетелей, а ведь Томас словно испарился, и никто не видел, как это произошло, никто даже точно не знает, когда это произошло.
Я по-прежнему стояла у балкона, повернувшись к Тупре спиной, по-прежнему боролась со слезами, которые туманили мне глаза, снова и снова глотала слезы. Наконец мне показалось, что я с ними вроде бы справилась. И услышала, как гость зажег сигарету, вытащенную из разрисованной египетскими картинками пачки.
– Если Томас когда-нибудь вернется, его деньги останутся нетронутыми, уверяю вас. Я не трону их, пока будет хотя бы малейшая надежда на то, что он жив. Даже если он отыщется где-нибудь в самом глухом уголке земного шара, – проговорила я, не глядя на Тупру.