Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
День-деньской теперь у них песни, да плясы, да скоморошины. Вот и сейчас Стёпка этот,
цыган, на корме с медведем своим: «Аладай, аладай...» Ни разу, собака, так не пропустил
Семена Пафнутьича. «Рыжий, – говорит, – красный – человек опасный. Чем, – говорит, – ты
бороду красишь?» С какой петли сорвались они, эти трое? И Митька-весельщик туда же,
обалдуй, льнет к медвежатнику этому. Вон они гогочут, ни с чем не считаясь.
Семен Пафнутьич стоял немного в сторонке
глазками глядел на трудников, сгрудившихся на корме, и на Степана, учившего медведя
плясать.
Тпру-ты, ну-ты,
Ноги гнуты...
Попляши, попляши,
Ноги больно хороши!
Еще нос сучком,
Голова пучком...
Степан держал в одной руке конец веревки, обмотанный вокруг шеи медведя,
переминавшегося на задних лапах.
Аладай, аладай,
Чистай, чистай чиганай.
Чахман, чахман,
Чахман, бахман...
В другой руке у Степана была дубинка, которою он непрестанно колотил по палубе, то и
дело норовя попасть и по медвежьей лапе. Но ошкуй не давался, рыча и скаля зубы,
подскакивая на месте и начиная часто перебирать ногами.
Медведь Савка,
Ляг на лавку,
Обними Митю...
Все собравшиеся, а больше всех придурковатый Митя, покатывались со смеху. Громкое
гоготанье доносилось даже в покойчик приказчика, куда в последние дни зачастил Тимофеич.
О чем они там шепчутся, Никодимка и этот старый колдун с Малого Беруна? Ну, да ему-то
что, Семену Пафнутьичу? Его дело мельничье: засыпал – и конец. Пускай уж Никодимка сам
разбирается, на то он и приказчик.
Аладай, аладай,
Чистай, чистай чиганай...
И Семен Пафнутьич полегоньку как бы отмылся от мачты, к которой прислонился было,
и поплыл к приказчичьему покойчику, семеня ножками и всё так же держа на животе руки.
Отойдя немного, он остановился, подождал чего-то и, скользнув в люк, заглянул в щелку.
Никодим сидел на лавке, держа в руках большую, переплетенную в коричневую кожу
тетрадь. Тимофеич улыбчиво щурился, стараясь заглянуть ему в рот, а Никодим размеренно
бубнил, читая записанную в тетради сказку, отрывая иногда глаза от искусно разрисованной
страницы и строго поглядывая на Тимофеича:
– «И потом шел этот странник с человеком своим Гаранькой на Грузинскую землю, на
город Тифлис, что под властью персидского шаха; а Тифлис-город стоит на горе каменной, да
в Тифлисе же есть колодцы горячие, а над ними сделаны чудные палаты, а в тех палатах бани
– парятся всякие люди; парятся не вениками, а трут терщики шелковыми кисеями. А промеж
Тифлиса река, не замерзает ни зимой, ни летом, называется Кура. Да близ реки
гора каменная великая, а на ней просечены четыре окна большие; а жил-де тут людоед в той
горе, и ел тот людоед по человеку всякий день. Да в той же Грузинской земле есть меж
великих гор щели, а в тех щелях заключены звери – гохи и магохи1. А заключены те звери
царем Александром Македонским. И про те щели сказывали: ходил-де грузин какой-то за
зайцами с собакою, и заяц ушел в те щели, и за зайцем забежала собака. И те было звери –
гохи и магохи – собаку ту из щели стали хватать, и собака завизжала и от них ушла, и звери
те начали из щелей выдираться. И тот грузин подал весть другим грузинам, и, придя, они тех
зверей побили великим каменьем».
Никодим остановился, послюнил пальцы, перевернул несколько страниц и стал снова
бубнить, вперив глаза в тетрадь и поднимая их по временам на внимательно слушавшего
Тимофеича.
– «И пошел потом с человеком своим Гаранькой в Египет. Да в том Египте есть река Нил,
да в реке Ниле – водяной зверь, имя тому зверю крокодил. А голова у него – что у лягушки, а
хвост – как сомовий. Резвится на сухом берегу, а как завидит человека, и он за человеком
далече гонится и, настигши человека, пожирает его. А ловят там крокодилов великою
мудростью и привозят в город к паше».
Никодим закрыл тетрадь и встал.
Стоявший за дверью Семен Пафнутьич покачал сокрушенно головой и отошел к люку.
По палубе уж не раскатывался зычный хохот работников под дьявольский «аладай»
Степана. С запада припадал свежий ветер, и слышно было, как всплески ожившего прилива
шлепались о борта лодьи.
Никодим и Тимофеич вышли на палубу. Здесь закатывали из воды якорь, и судно
начинало круто поворачиваться, зачерпывая больше ветру полными парусами. Лодья
скользила всё быстрее, выходя в открытое море, на большую воду, и легко отдираясь от
берега, тянувшегося в отдалении, как тонкая бечева.
Тимофеич разыскал Ванюшку и Степана, которые успели загнать медведя в мурью, в
пустую бочку, служившую ему в дороге логовом. Старик уселся с ними рядом на мотище
канатов, и все трое стали смотреть на знакомую суету и на уходящий берег, от которого, чуть
наклонясь на правый борт, резво отбегала выгорецкая лодья.
При таком-то ветре до Поноя дойдешь скоро, а там рукой подать и до Мезени...
Идем на Мезень!
Сон это или явь?
1 Гохи и магохи, или гоги и магоги, – сказочные кровожадные народы с львиными зубами, верблюжьими
челюстями и телом, покрытым густой шерстью.