Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
Часть третья
ПО ЦАРИЦЫНОМУ УКАЗУ
I. ИМПЕРАТРИЦА НЕ СПИТ
Подводы, груженные битой птицей, венгерским вином
растянулись по Царскосельской дороге на несколько верст.
Шел дождь, телеги увязали в топкой грязи, и мокрое вороньё с криком отлетало прочь от
валявшейся по обочинам лошадиной падали.
Ругались извозчики, и отрывистый визг вырывался из большого рыдвана, набитого
старухами, калмычатами, персидскими девками и прочей прислугой, которую велено было
выслать с царицыным обозом в Царское Село.
Карета императрицы следовала шагом в полуверсте от хвоста обоза. Желтые занавески
были спущены на оконцах золоченого возка, потому что царицу Елисавету не радовала
унылая, мокрая окрестность, придавленная опустившимся небом. Колики в животе начались
у императрицы за последним шлагбаумом, ещё у кузниц, и стали переходить в тошноту и
головную боль. Придворный медик Бургав решил пустить царице кровь у Средних Рогаток.
Здесь, против путевого дворца, весь поезд остановился, и персидские девки принялись
таскать в опочивальню перины, тазы и всякую прочую рухлядь.
Извозчики стали табором вокруг дворца. Они распрягли лошадей и залезли под телеги.
Корма им полагались казенные, и репу с хлебом они запивали квасом. Они икали, глядя на
дым, который стал вырываться из печных труб над ветхою кровлей дворца. Они нюхали дым
и дождь и заправляли в рот последние крошки.
Придворный медик Бургав пришел со своим мешком в царицыну опочивальню, когда
больная уже погрузилась в штофные перины. Здесь, в тепле и покое, она сразу почувствовала
себя лучше: тошнота прошла и утихать стала головная боль. Медик уложил обратно в мешок
свои страшные орудия, но оставался у императрицы до вечера. За микстурами и клистирами
он не заметил, как за окном перестал дождь и пасмурный день уже сменился сумерками.
Персидские девки, бесшумно ступая босыми ногами по красному сукну, стали зажигать в
медных шандалах восковые свечи.
Пришла горничная и обкурила весь покой душистым сургучом, после чего медик собрал
свои пожитки и отбыл в отведенный ему апартамент1.
Комната стала наполняться женщинами, накрашенными так же, как нарумянена была
сама императрица. Баба Материна уселась на пол у царицыных ног и, запустив руку под
одеяло, принялась легонечко почесывать царице пятки, покоившиеся на нагретом шелковом
полотне. Баба Материна делала это лучше всех; она чесала пятки
потому Елисавета возила Материну за собою повсюду, как и камергера2 Сиверса, лучше
которого никто не мог сварить императрице кофе.
Баба Материна была похожа на покойную императрицу Анну: не баба, а туча, не то что
«кузына Маврутка» – Мавра Егоровна, жена Петра Ивановича Шувалова. Маврутка была
1 Апартамент – помещение, комната.
2 Камергер – придворное звание.
очень близка Елисавете, им обеим было что вспомнить о временах их юности. С тех пор
стареющая Елисавета сильно прибавилась в теле, а Маврутка была так же мелка и
криворожа, и так же шел от неё неприятный запах, смешанный с запахом лаванды.
Царица лежала неподвижно. Под румянами её щеки казались не такими обвислыми, не
таким обрюзглым выглядело напудренное лицо. Дорожная тряска, микстуры, клистиры,
душистый сургуч, пальцы Материны – всё это навевало дремоту, и Елисавета заснула. Затаив
дыхание сидели женщины, собравшиеся у её постели.
Но тихо было в одной лишь царицыной спальне. В остальных покоях шла подготовка к
наступающей ночи. Чтобы приготовить Елисавете кофе, кофейную мельницу вертел камергер
собственноручно. Девки-прислужницы шныряли по проходным и прихожим, по сеням и по
лестницам. Дворцовый лакей шествовал с салфеткой и блюдом в соседний апартамент.
Дворец был трухлявый, хорошо обжитой. Пока тихо было в спальне и во дворце не
началась настоящая жизнь, тараканы шуршали за бумажными обоями и под полом возились
крысы. Но вот императрица встрепенулась и сбросила с себя одеяло. Кому могло показаться,
что императрица спит?.. Ночью не до сна царице. Ведь мало ли что может случиться в
темноте: и с престола низвергнут, как предшественника её, малолетнего Иоанна, и свободы
лишат, и самую жизнь отнимут... Бывало это не раз с царями.
И Елисавета никогда не спит ночью. Ни в Царском Селе, ни в Петербурге, ни здесь, у
Средних Рогаток.
Это хорошо знала чесальщица Материна. Чмокнув царицу в пятку, она укутала её
поднятым с полу одеялом и, не теряя времени, снова принялась за своё дело.
II. БЕРУНЫ С МЕДВЕДЯМИ
Пальцами Материна не чесала, а лишь скользила легким щекотком, словно лебяжьими
перышками веяла она под одеялом, и Елисавете казалось, будто в долгий знойный июльский
день опустила она обнаженные ноги в прохладный источник и говорливые струйки ластятся
у её ног и звенят, как хрустальные рюмки, тесно столпившиеся вокруг бутылки с токайским.
Чистый источник всех цветов красивей,
Всех приятней мне лугов...
Не так ли когда-то пели они на два голоса с Мавруткой?.. И ещё её любимец, Алексей