Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
женщина в черном одеянии, которая прикрыла калитку и снова стала стучать засовами и
щелкать замками. Семен Пафнутьич вошел в избу, оставив берунов дожидаться посреди
двора.
Тимофеичу ясно было, что выгорецкий трудник привел их в раскольничье гнездовье.
1 Особо меченные карты для мошеннической игры.
Старик обрадовался этому, потому что здесь можно было заночевать без опаски, укрывшись в
каком-нибудь тайнике, который всегда был про всякий случай
жилище. А Семен Пафнутьич через минуту снова вышел на крыльцо и пошел вместе с
запершей калитку женщиной в угол двора, где стояла закопченная банька. Он позвал туда
своих попутчиков, и, пока женщина таскала в баньку снопы соломы и охапки сена, Семен
Пафнутьич показал им лазейку под полок, куда они должны были забраться, если бы ночью
вышла тревога. Сам он ушел ночевать в светлицу, а беруны бросились к хлебу, щам и молоку,
которые поставила им на лавку всё та же женщина, не проронившая доселе ни единого слова.
Беруны тоже не проронили ни слова. Они заправляли в рот огромные ломти хлеба и
посылали им вдогонку одну за другою большие ложки теплых ещё щей. Они икали, чавкали,
глотали, не разжевывая, точно боялись, что наедут опять драгуны или вломится в баньку
Бухтей и отнимет у них и это. И когда горшок стал пуст, а кринка суха, беглецы повалились
на сено и солому, не скинув с себя кафтанов и не снявши даже сапог.
Ночь прошла спокойно, и берунам не пришлось покидать нагретого ложа и лезть под
полок, в паутину и мусор. А утром их разбудил Семен Пафнутьич, стоявший перед ними в
новых сапогах, в широченном армяке и лоснящейся поярковой шляпе.
– Ты, Сёмушко, никак, невесту смотреть собрался! Такой молодец! – лукаво глянул на
него Тимофеич. – Вон и шляпа на тебе с ямкой... Не то что малахай твой драный.
– Малахай... – вспомнил Семен Пафнутьич. – Пусть этот малахай пропадет совсем...
Пусть малахай этот носят теперь мучители наши.
И, поправив на голове шляпу, которая была ему велика и наползала на уши, сердито
добавил:
– И лапти тоже...
Они вышли во двор, где на завалинке их дожидался завязанный мешок с хлебом и прочей
едою. Степан взвалил мешок на спину и продел руки в лямки.
На дворе было пусто и тихо, как и накануне. И так же как и накануне, молчаливая
женщина в черном сарафане и черном платке отперла им калитку, и они вчетвером
спустились по тропинке в лог и вышли там снова на дорогу. Отсюда места пошли вскоре
более потаенные, боровые, с вязью теней на дороге, с быстрыми ручьями, через которые
путники перебирались вброд, с гомоном лесной птицы и мельканием
ветвей.
XXIV. ВЕСЕЛЬЩИК МИТЯ СООБЩАЕТ ВЫГОРЕЦКИЕ НОВОСТИ
После этой ночевки у Семена Пафнутьича снова завелись денежки – алтыны и полтины,
которые он ревниво прятал в сапоги, рассовывал по потайным карманам армяка и запускал за
пазуху в висевший у него на шее кожаный кошель. И где за деньги, где за спасибо
подвигались наши путники вперед то в телеге, то пешком, а то и водою по рекам и озерам в
длинных узких поездниках1 или на медленно шедших по течению перильчатых ведилах2.
Обходили воеводские избы, обедали под кустом, ночевали на мирских постоялых дворах или
в особых попадавшихся по пути и хорошо ведомых Семену Пафнутьичу раскольничьих
подворьях. И так вот, по многим путям и водам многим, добрались они до большой воды, до
озера Онега, на коем парусов и не счесть. Близка была Выгореция, где покой, и сытость, и
всякое изобилие. И стоило только сойме3, на которую погрузились беглецы, дойти по
выпавшему тиховодью до Пигматской пристани, как здесь начиналась настоящая жизнь: без
скудости, без страха и без постоянной оглядки.
Пигматка так и кишела знакомцами Семена Пафнутьича. Здесь, в этой пристани
выгорецких раскольников, полно было кораблей, которые шли с Вытегры, груженные хлебом,
буйным зерном ржаных поволжских раздолий. Сюда, в Пигматку, доставлялась с Поморья
семужная и иная красная рыба, которая шла далее водою и сухопутьем к охотным и рыбным
рядам в столицах. И здесь же, в верфи, выгорецкие плаватели строили свои онежские
1 Поездник – длинный узкий карбас.
2 Ведило – плот с перилами; служит для сплава смолы в бочках и дров
3 Сойма – парусное одномачтовое судно, раза в полтора-два больше шнеки.
галиоты и всякие мелкие суда, покрывавшие весь берег в этом месте.
Не успели беглецы сгрузиться в Пигматской пристани, а Семен Пафнутьич поправить на
голове шляпу, захлобучившую ему уши и глаза, как среди прочего набежавшего люда они
заметили вёсельщика Митю, который уже проталкивался к ним сквозь тесно обступившую
их толпу.
У безусого прошлым летом парня теперь появился пух на подбородке, и малый говорил
петухом, выкукарекивая слова то дискантом, то басом.
– А где ж медведь? Савка? – кукарекнул он как можно тише на ухо Степану.
Но Семен Пафнутьич так цыкнул на парня, что тот скоренько юркнул в толпу, а у самого
Семена Пафнутьича, тряхнувшего при этом головою, снова наползла на глаза шляпа.