Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
послушать тебя. Я-то и вовсе грамоте не знаю: только господню молитву с попова голоса
затвердил, и в том вся моя наука. А ты вон куда залетел! Ну, и хватит тебе теперь ученья!.. Да
и бражника твоего, Ониска, черт в пекло уволок. Погуляй теперь напоследок, еще погуляй...
Будет пора ужо и тебе выступить с оружием в поле, на окраины, к государевым рубежам.
Походи пока что к дяде Семену. Он-то, Семен Иванович, у нас сильно охоч к святым книгам.
Авось
Старик поднялся с лавки и пошел по дворам своим кур считать да холсты мерять. А
княжич побежал в огород, где черный тюрбан столетней туркини покачивался на весеннем
солнышке, на пеньке, возле повалившегося плетня.
III. КНИЖНЫЙ ЛАРЬ ДЯДИ СЕМЕНА
У князя Семена Ивановича Шаховского-Хари книг всяких полон был ларь. Здесь были
почти все книги святые, на Руси читаемые. Князь Семен Иванович гордился тем, что не учен
философии и прочим светским наукам, но имеет в себе твердый разум Христов. И потому
одних псалтырей1 церковнославянских в ларе его был едва ли не десяток.
– Лучше читать псалтырь, евангелие и другие божественные книги, – говаривал князь
Семен Иванович, – нежели философом называться и душу свою погубить. Не прельщайся,
друг, чужою мудростью: кто по-латыни учился, тот с правого пути совратился.
Но псалтыри все эти были давно читаны и перечитаны княжичем Иваном еще при жизни
учителя его, подьячего Онисифора Злота. И княжич, копаясь в ларе дяди Семена, находил
там и нечитанные книги. Однако все это были такие же, подобные псалтырям, церковные
бредни. Княжич Иван брал домой эти книги, прочитывал их в комнате у себя или на вольном
ветру в огороде и потом относил обратно дяде Семену в заветный его ларь.
Но княжичу в тех книгах не все было понятно, а спросить было не у кого: Онисифор
умер, батюшка Андрей Иванович книжной мудрости и вовсе был не учен, а кособрюхого
князя Харю с рябоватым носом на желтоватом лице побаивался княжич Иван с младенческих
лет.
1 Псалтырь – собрание псалмов, то есть хвалебных песен, составление которых приписывается
древнееврейскому царю Давиду.
Он приезжал к ним на двор, князь Семен Иванович Харя, и, сдав коня стремянному2
своему Лаврашке, поднимался по лестнице наверх, в хоромы. И еще на лестнице встречал его
хозяин, князь Андрей Иванович, и вел в столовую, где за серебряным петухом с хмельным
черемуховым медом шептались они о разном, а все больше и чаще о той непомерной силе,
какую стал забирать себе худородный Борис Годунов, только вчера, при Иване Грозном,
выскочивший опричным начальным и уже ныне, при
могучий правитель государства.
– Которые были знаменитые боярские роды на Руси, те миновалися без остатку, –
вздыхал князь Семен, собрав редкую бороду свою в горсть. – Пошли теперь татаровья
Годуновы да литвяки Романовы... Мудро, мудро!
– Всё кобыльи родичи да кошкины дети?.. – подмигивал потешно старик хозяин гостю
острым глазком, разблестевшимся от хмельного напитка.
Притопывая ногой и размахивая полою шелкового зипуна, принимался расшалившийся
старик пырскать на рыжего кота Мурея, стремглав влетавшего в горницу с привязанной к
хвосту бумажкой. Но за котом вдогонку несся в коротком комнатном кафтанчике русоголовый
мальчик. Кот по лавкам – и мальчик по полавочникам, кот под стол – и княжич за ним туда
же. И они так уж и оставались под столом, потому что князь Харя, придавив каблучищем
коту хвост, произносил с расстановкой, обсасывая утиную ножку, варенную в патоке:
– Следует. . детей хорошо учить... и наказывать их плетью. И разумно... и больно... и
страшно... и здорово.
Вот и теперь – уже как будто первым легким пухом стали одеваться щеки молодого князя
Ивана, а норовил начетчик этот добираться к ларю Семена Ивановича, когда тот уезжал на
время в свои поместья либо в Волоколамский монастырь на богомолье. Тогда-то княжич
Иван оставался хозяином ларя, всех сваленных там книг.
IV. НАХОДКА
На деревянном гвозде над книжным ларем висела у Семена Ивановича четыреххвостая
плеть, именуемая «дурак». Князь Семен, несмотря на свои тридцать лет, был женат уже
дважды, но плеть была у него одна – и для покойной княгини Матрены и для нынешней его
княгини, Настасеи Михайловны. Князь Семен крепко держался старины и по старинке
считал, что женщина ниже мужчины и что жену, как и ребенка, следует учить побоями и
плетью.
– Ум женский нетверд, – любил он повторять поучения, вычитанные из старинных книг,
обладателем коих он был. – Из-за женщин все зло на свете, от них – всякий грех. Следует
избегать бесед с женщинами... Не слушай россказней женских.
И князь Семен мало беседовал с княгинями своими. За князя Семена разговаривал его
четыреххвостый «дурак», и «дураком» этим и вогнал князинька в гроб хворую и безответную
княгиню Матрену; но вот нынешняя, Настасея-княгиня, попалась ему с норовом. «Дурак»
дураком, он и по спине Настасеи Михайловны погуливал частенько, но случалось, что и