Бесконечность любви, бесконечность печали
Шрифт:
Но Лера уже жила своими планами. Во всяком случае Вадиму она не сказала ни слова о том, что съезжает из общежития в выделенную ей квартиру. Кстати, как и о том, что взяла отпуск. Это позже выяснится, что к тому времени и замуж собралась, и была беременна.
И вот только сейчас он узнал: беременна от него...
«Что же получается?
– Ладышев встал с места, дошел до окна, вновь вернулся к столу. Но садиться не стал - принялся нервно мерить шагами кабинет.
– Почему тогда она молчала столько лет?! Что с ребенком? Надо позвонить!
– схватил он телефон, но тут же себя остановил: - Стоп! Спокойно!.. Ведь она не сказала, когда была от меня беременна. Возможно, гораздо раньше...
– напряг он память.
– Соня? Софья? Точно, София... Ей сейчас лет четырнадцать-пятнадцать... А вдруг она выходила замуж, будучи от меня беременной? Если так, значит, встречаясь со мной, Лера параллельно встречалась и с ним? Иначе как бы она объяснила, откуда взялась беременность?.. Нет, не может быть... Ведь это подло - не сказать мне, обмануть его... И это не телефонный разговор...
– усилием воли Ладышев усадил себя в кресло, пододвинул ноутбук, попытался что-то прочитать на мониторе, но переключиться не удалось. Нервное перевозбуждение от осознания факта, что у него, возможно, есть ребенок, одерживало верх.
– Но если речь о том ребенке и он мой... Сколько ему? Лет десять? Мальчик? Девочка? Наверное, все-таки мальчик... Как она его назвала?»
Чем дальше развивал Вадим эту мысль, тем чаще стучало сердце. Наконец ритм достиг крайнего предела, и душу захлестнуло такой эмоциональной волной, что невмоготу стало дышать. От нехватки воздуха он вскочил, дернул ворот свитера и, обессиленный, рухнул в кресло.
«Ребенок! Мой ребенок! У меня, возможно, есть ребенок!» - гулко стучало в мозгу.
Вероятно, так реагирует большинство мужчин на подобную новость. Особенно если она долгожданна, если давно созрел к отцовству. Это - как приз, как награда, как чудо из чудес.
Пережив мгновение чистейшего умопомешательства, Вадим быстро пришел в себя и хладнокровно пресек готовую не в меру разгуляться фантазию.
Слишком многое не позволяло ему испытать радость осознания отцовства в полной мере.
«Она сказала, что была беременна, но о ребенке - ни слова... Выходит, его нет?
– внутри похолодело, радость ушла.
– Скорее всего... Если бы он был жив, она сказала бы об этом иначе, - уже более спокойно подвел итог своим предположениям Вадим.
– Обидно... Все могло быть совсем по-другому, в этом Лера права, - уголки губ непроизвольно дернулись, как бывает, когда человек сильно расстроен и готов заплакать.
– Хватит с меня на сегодня!.. Эх, Лера, Лера... Не было у тебя ни любви, ни правды - сплошная ложь. И мне врала, и другому. И сейчас запросто можешь обмануть. Во имя чего?
– помрачнел он.
– Такие, как ты, продумывают цель заранее, и тогда причина на самом деле была не в моих родителях... Что же сейчас заставило тебя рассказывать басни о беременности? Что изменилось?.. Сейчас проверим, - он снова придвинулся к ноутбуку.
– Итак, Лежнивец Валерия Петровна», - быстро набрал он в поисковике.
Спустя несколько секунд экран заполнился ссылками на источники, в которых фигурировала искомая фамилия. Но лишь в нескольких из них упоминалась сама Валерия. В основном речь шла о Лежнивце Петре Аркадьевиче, на сегодняшний день бывшем министре.
«Так вот где собака зарыта!
– усмехнулся Вадим.
– Что-то мне подсказывает: дело не только в газетной статье. Статус супруга изменился: министр стал пенсионером... Эх, Лера! Век бы тебя не видеть и не слышать, но придется встретиться. Надо все узнать о беременности хотя бы для того, чтобы успокоиться: иллюзии на тему отцовства ни к чему хорошему не приводят. Никогда не думал, что окажусь в роли несостоявшегося папаши... Хватит... Работать!» - неожиданно рассердился он на себя, бросил листок с цифрами в ящик стола и с грохотом его задвинул.
Словно попытался заблокировать
3.
Ближе к полудню Веня позвонил на телефон Маринки и попросил Катю спуститься в холл.
Узнать его было непросто: вместо пуховика, которым он так гордился (в прошлом году купил на распродаже в Польше за четверть первоначальной цены), вырядился в видавшую виды толстую дубленку. Пусть не презентабельную, зато теплую, ветроморозонепробиваемую. Пижонскую трикотажную шапочку с огромным помпоном также сменил на старую меховую с опущенными ушами.
– Ну привет, мать!
– бросив кожаные перчатки внутрь шапки, Веня переложил ее на колени и освободил соседнее кресло.
– Дай буську!
– нагнулся и чмокнул Катю в щеку вытянутыми в трубочку губами.
– Рассказывай, как тебя угораздило. Насколько я понял из этой наглядной агитации, - кивнул он на стену, изобилующую стендами, - причина твоей хворобы вовсе не в кишечном вирусе? Не инфекционка, да и гастрито-колиты здесь не лечат.
– Какой ты продвинутый в плане медицины!
– улыбнулась Катя.
«Соскучилась», - вдруг поняла она.
На душе сразу потеплело.
– А то! Все кругом периодически хворают, никуда от этого не денешься. Ладно, выкладывай. Можешь по секрету, никому не сдам. Ты же меня знаешь.
Проскурина снова улыбнулась. Потюня и в самом деле умел хранить тайны. Но, увы, лишь те, в которых заинтересован лично. К примеру, о каждой его новой пассии, а уж тем более о факте появления на свет очередного отпрыска, народ в редакции узнавал постфактум, или когда пассия успевала кануть в Лету, или когда в бухгалтерию поступал исполнительный лист.
– Ну?
– нетерпеливо заерзал он на стуле.
– Не томи. Серьезное что?
– Серьезней некуда, - опустила глаза Катя и многозначительно умолкла.
– Не... Не верю, - внимательно всмотревшись в ее лицо, покрутил головой Потюня.
– На несчастную ты не тянешь: лыба с лица не сходит. Давай признавайся как на духу. Хоть скажи, в каком отделении.
– В женском, - лукаво улыбнулась Проскурина.
– Ясно, что не в мужском, - хмыкнул Веня.
– В гинекологии, что ли? Мне почему-то так в голову и стукнуло. Мои бывшие тоже, бывало, лежали на сохранении...
– слова вдруг замерли у него на губах.
– Катька... Катька, так ты тоже того? Беременная, что ли?!
– осенило его.
– Вот это да! Вот это новость!
– Какой ты просвещенный в женских делах, Вень!
– рассмеялась Проскурина.
– У меня иногда такое впечатление, что о женских состояниях ты знаешь все! Ну, почти все!
– А то!
– загордился Потюня.
– С вами поведешься - еще не того наберешься! Ну и почему ты в больнице? Что-то не так?
– Все так, Веня. Но... нервы, токсикоз, поздняя беременность. В общем, скажем, решила подстраховаться, потому и в больнице. Ты ведь знал, как я хотела ребенка.
– Знал. Ну слава Богу! Только почему никому не сказала, где ты?
– недоуменно свел он брови.
– А... Понял. Боишься, чтобы не сглазили, - сам ответил он на свой вопрос.
– Возможно...
– не стала разубеждать его Катя.
На самом деле ее это волновало меньше всего - как-то не верилось во всякие псевдонаучные заморочки. Хотя, если послушать Маринку, в ее состоянии все надо учитывать.
– ...Но больше хотела отдохнуть ото всех, уйти от расспросов. А то стоит только кому-то узнать - сразу начнется: какой срок, когда рожать, кто отец ребенка?