Бесконечность любви, бесконечность печали
Шрифт:
В последние дни он часто их перечитывал, задумывался над датами под строками, восстанавливал хронологию событий.
...Ночь-разлучница. Тишина...
Я болею тобой. Не спится.
Телефон на столе. Слеза -Капля мокрая на ресницах.
За окном - свет далеких звезд:
Ограниченная безбрежность.
Я присниться тебе хочу,
Колыбельную спеть
Еле слышно, едва дыша,
Избегая прикосновений.
Ты не бойся: моя душа Не разрушит твоих сновидений.
Легким облаком проплывет,
Промелькнет, пролетит, растает Если вдруг разбудила - прости И пойми: мне тебя не хватает.
Пожалей меня, не гони.
Я дороги назад не знаю.
Обними, рядом спать уложи -В снах твоих я легко засыпаю....
«И мне хочется засыпать в твоих снах, - перечитал он одно из стихотворений.
– Но еще больше - вместе с тобой, рядом...
– Глянул на дату: - Предпоследнее...»
После него в почте значилось еще одно послание: ссылка на блог и прощальное письмо. Больше от Кати ничего не приходило. Хотя он постоянно ждал ответа на несколько писем с просьбой позвонить, периодически включался в социальные сети, где у Кати аккаунты. Но в Интернете она не появлялась с того самого дня, как покинула редакцию.
«И словно отрезала себя от всего мира. Но зачем она так поступила со мной?
– с какой-то детской обидой в который раз подумал Вадим.
– Стихотворение написано...
– он сверился с календарем, -...в ночь, когда она была в Гомеле. Я, как только прочитал, сразу позвонил... Как давно это случилось - больше трех недель назад! Целая вечность...» - погрузившись в воспоминания, он открыл папку с фотографиями из боулинг-клуба.
Две из них стали его любимыми. С одной, игриво улыбаясь, прямо на него смотрела Катя с микрофоном в руке, на другой они запечатлены рядом в тот самый момент, когда в игре объявили перерыв перед решающей партией. Он как раз приглашал ее продолжить день рождения и даже не заметил, что кто-то их снимал, настолько был увлечен разговором.
Никаких других фотосвидетельств их отношений не сохранилось: не успели попасть в объектив фотокамеры или не думалось, что наступит день, когда не будут вместе? Скорее, наоборот. Перед отлетом в Германию Вадим не сомневался: он проведет с этой женщиной всю оставшуюся жизнь.
«И вот дожил до «светлых» времен - ничего другого в голову не лезет... Что же ты делаешь со мной, Катя?» - откинувшись на спинку кресла, Вадим тоскливо уставился на монитор.
Словно уловив безвольное состояние хозяина, почувствовав полную свободу и бесконтрольность, мысли тут же стали рассеиваться, разбегаться, пока совсем не исчезли, оставив пустоту. Не 1улкую, не звенящую - никакую: окружающие звуки постепенно слились в затухающий монотонный гул, а затем и он исчез. В пустоте никого и ничего не осталось, даже Вадима.
Хотя почему никого? Кто-то
Между тем приближалось время планерки.
– Вадим Сергеевич, - заглянула в кабинет Зина.
– Вас...
– Пусть начинают без меня, - предугадав вопрос, отстраненно произнес он.
– Хорошо... Может, вам кофе?
– робко предложила секретарша.
Она уже раз пять подходила к двери, но так и не решилась постучать. Понимала: шеф не в духе, и ничем хорошим ее появление не закончится. И раньше такое бывало, он засиживался в кабинете - напряженно работал, к примеру. Но тогда он давал какие-то указания, делал перерывы, выходил покурить, кого-то к себе вызывал. А здесь словно и нет никого за дверью: ни телефонных разговоров, ни шорохов, ни звуков.
«Прямо беда какая-то!
– передав Красильникову указание Вадима Сергеевича, расстроенная Зиночка вернулась в приемную.
– Надо все бросать и искать Катю!»
Оглянувшись на дверь директорского кабинета, она набрала Зиновьева:
– Саша, привет! Ты свободен? Сможешь меня свозить в одно местечко?.. Нет, недолго. Я быстренько постараюсь: туда и обратно... Через пятнадцать минут? Чудненько! Жду!
– обрадовалась она, снова глянула на дверь и стала быстро переобуваться.
«Сказать или не сказать, что на полчаса отлучусь?
– раздумывала Зина, застегивая молнии на сапогах.
– Надо все же предупредить», - победило в ней чувство ответственности.
Едва слышно постучав в дверь, она чуть-чуть ее приоткрыла, просунула голову в проем и застыла: сидя в кресле, шеф... спал!
Растерявшись, Зина машинально сделала шаг назад, но вдруг остановилась: «А если он не спит? Если ему плохо?»
Бесшумно сняв сапоги, она переступила порог, на цыпочках приблизилась к креслу и прислушалась к равномерному дыханию.
«Вроде спит, - успокоилась Зиночка.
– А накурено-то как! Что ж вы с собой творите, Вадим Сергеевич, что ж вы себя так изводите?! Неужели нельзя пересилить свой нрав и сделать первый шаг?
– в сердцах подумала она и, бросив случайный взгляд на монитор, оторопела: прямо на нее смотрела Катя Проскурина.
– Ох, дуреха, дуреха!
– покачала она головой, еще больше расстраиваясь.
– Любит он тебя! Любит, как никого и никогда! Вот отыщу тебя и выскажу все, что думаю! Просто дуреха невероятная: и сама мучается, и Ладышева довела до ручки! Разве ж так можно? Жизнь одна, и моменты счастья надо ловить, наслаждаться!»