Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

"Гарендот?" Туран Ахлаэ едва не опрокинул кресло, спеша спуститься на центральный этаж. "Кален Гарендот угрожает нашим мирам! В немалой степени именно из-за Гарендота я отплыл на Форум, Красный Император!" Он стоял в центре зала совета, черный плащ надежно обмотан вокруг его левой руки. "И я застаю тебя с ним в постели!"

Изображение Императора замерцало, и он закрыл глаза. Я почувствовал абсурдный приступ преданности к этому человеку. Я ожидал почувствовать ярость, но даже вид Александра - который уже раз пытался убить меня и однажды преуспеет - не вызвал во мне ничего, кроме беспокойства. Он всегда был таким усталым? Как я раньше этого

не замечал?

"Будь осторожен, ухранец, - напомнил Александр. "Ты обращаешься к Его Сиятельству, Императору!"

"Он ваш император, - сказал мужчина, - а не мой. В Ухре мы покончили с королями. Мы не кланяемся и не пресмыкаемся, как вы". Ахлаэ практически зарычал. "Если вы будете иметь дело с экстрасоларианцами, то не будете иметь дело со мной!" Остальные норманы поднялись на ноги в поддержку смуглолицего триумвира - целая вереница странных и разнородных мундиров.

Не открывая глаз, Вильгельм Цезарь произнес: "Монарх Латарры может выставить пятьдесят миллионов солдат, триумвир. Сколько у тебя?"

Ахлаэ зашипел, больше походя на чайник, чем на змею. "Я представляю весь Норманский альянс".

"В самом деле? Неужели Канти, Ардистама, Фарос и все остальные хотят потерять поддержку Империи ради твоей гордости?"

Один за другим остальные норманы посмотрели друг на друга. Один за другим они вернулись на свои места. Ахлаэ остался стоять один. Меня тогда поразила сюрреалистичность всего этого: Цезарь, возвышающийся, как сам Юпитер, над вогнутой дугой стены над возвышением, больше, чем в жизни, говорящий через неисчислимые тысячи световых лет. Его образ замерцал, когда он откинулся на спинку своего трона, образ созданного человеком бога, воплощенной силы.

Туран Ахлаэ откинул плащ и повернулся, не сказав больше ни слова, гордость подтолкнула его подняться по ступеням и покинуть зал. Республика Ухра последовала за ним.

Семь миров.

ГЛАВА 34

ПОСЛЕДНИЙ И НАИМЕНЬШИЙ АПОСТОЛ

Корабль висел над посадочной площадкой, как яйцевый кокон какого-то паука, неизмеримо огромный и раздутый, зеркально-черный и сияющий под бледным солнцем Форума. Он был гораздо больше обычного десантного корабля, наверное, десять этажей от брюха до макушки и в два раза меньше в ширину - продолговатый сфероид, который одновременно впитывал и извергал свет.

"Я никогда не видела ничего подобного!" сказала Кассандра приглушенным голосом рядом со мной.

Нима прикрыл глаза ладонью.

Нам было разрешено - нам троим - присоединиться к приветственной группе Аврелиана, чтобы наблюдать со стороны, как стареющий принц-канцлер приветствует апостола, посланного Экстрасоларианским монархом. Сам принц стоял в центре сцены, окруженный помощниками и людьми из марсианской гвардии. Некоторые из его братьев и сестер сидели на трибунах позади него, среди них и Селена. Нас отвели в сторону, заставив стоять среди приезжих сановников и собравшихся достойнейших представителей императорского двора.

Я водрузил на нос темные очки и посмотрел вверх, на продолжительный день, и пока я смотрел, огромное яйцо выпустило из равноудаленных точек своей окружности три посадочные ноги, похожие на башни с подпорками. Черные ступни-трипартиты сами собой раскрылись, когда огромное космическое яйцо опустилось на гудящих репульсорах. Нигде не было видно ни окон, ни линий, ни дверей. Нигде не было видно ни щетины приборов, ни

громады орудий. Но за исключением этих выгнутых, укрепленных опор, судно было гладким и совершенным.

Тем не менее, чувствовался его вес, когда эти опоры прогибались, пневматика шипела, принимая нагрузку.

В стороне военный оркестр - обычные легионеры, не марсиане - заиграл Имперский гимн, ноты гитары и струнной партии разносились полуденным ветром, неся с собой атмосферу перелома истории.

В тот яркий и ветреный день вся Имперская Вселенная менялась. Переворачивалась.

К лучшему? К худшему?

Никогда прежде эмиссар Экстрасоларианцев не прилетал на Форум под флагом перемирия и не был принят с распростертыми объятиями при свете дня. В воздухе ощущалось предвкушение, почти статичное, с напряжением в каждой челюсти. Экстры были монстрами, существами, которыми каждая мать пугала своих детей.

Я подумал о Ганелоне, о лаборатории, о черной башне, где Избранные Магистры МИНОСа собирались, как колдуны, чтобы решить судьбу человека. Этот лорд Гарендот общался с ними, и, если верить Аврелиану, разведка Легиона пыталась убить Монарха - и все же они были здесь, пришли как друзья.

Я знал, что лучше, чтобы они стояли рядом с нами, чем против, но все равно рука сама потянулась к мечу, пальцы сжались на рукояти из слоновой кости, словно это была трость, опора, поддерживающая меня, якорь в обезумевшем мире. Неужели ситуация действительно стала такой отчаянной?

Я знал, что они это сделали.

И все же каждый инстинкт, отточенный многовековым опытом сражений при Воргоссосе и Араэ, при Беренике и Падмураке, при Ганелоне и Перфугиуме, кричал, что я не должен терять бдительность. Я чувствовал такое же напряжение среди солдат, знал, что дула башенных орудий, невидимых в великолепных башнях вокруг посадочной площадки, нацелены на врага.

В нижней части космического яйца образовалась трещина в виде перевернутой буквы U, сверкающая белым светом. Плавно развернулся огромный пандус, пневматика зашипела, когда огромные поршни опустили его на асфальт. Рядом со мной Кассандра вытянула шею, чтобы посмотреть.

Впереди шли гвардейцы в зеркально-черной форме, каждый из них нес энергетическое копье, наконечник которого сверкал синим огнем. Их лица были скрыты за черными, как и их доспехи, шлемами в форме головы с выступом над визором и коротким отростком над ушами. Фальшивые глаза - два круга золотого света - сверкали на каждой лицевой пластине. Вдоль рук тянулись золотые полосы, а на каждом нагруднике сиял золотой сокол.

Эмблема монарха.

За ними последовало пестрое сборище ужасов обратного пространства. Существо, напомнившее пилота Наззарено - серебристая сфера с единственным красным глазом в центре - вышло на дюжине железных щупалец, за ним следовала машина-голиаф, которая передвигалась на четвереньках, как обезьяна, и тот самый плавающий младенец с буравящим взглядом, которого я видел на Ганелоне. Это были Возвышенные, некогда бывшие людьми, которые абстрагировались от своих форм, пожертвовали большей частью своей плоти и человечности, чтобы достичь какого-то внутреннего желания. Какого-то внутреннего самоощущения, или красоты, или высшей функции. За ними шестеро мужчин несли паланкин, на котором покоилась сфера из прозрачного стекла, резервуар, в зеленоватой жидкости которого был подвешен человеческий мозг, раздутый настолько, что его не мог вместить ни один череп, его поверхность была усеяна деталями темных механизмов.