Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

Это был один из сьельсинов. Существо выглядело сюрреалистичным в ясном утреннем свете. Такие существа принадлежали ночи, глубокой ночи, которая лежит под землей, и еще более глубокой ночи, которая лежит за пределами неба.

У меня не осталось сил стоять, даже когда появились еще четверо таких же, как он, и последовали за ним. Увидев их, я понял то, что знал с тех пор, как увидел свое лицо, отраженное в костях Ушары, и повернулся, чтобы взобраться на этот холм.

Я проделал этот путь, чтобы умереть.

Я просто ждал - здесь, на

вершине своей дюны, - прихода нового солнца.

Я сильно вспотел, потел уже долгое время, и дыхание мое стало тяжелым. Неужели я вдохнул слишком много яда Вайарту? Или это что-то другое? Какой-то эффект от моего поединка с самим Наблюдателем?

Это не имело значения.

Я не мог сражаться с пятью сьельсинами, не в моем состоянии.

Я бы умер на острие меча.

Но этому не суждено было случиться.

У сьельсина, возглавлявшего маленькую группу, был только один рог.

Рамантану несколько минут взбирался на холм и, обнаружив меня там, привалившегося к костям огромного кита, опустился на колени. "Ба-Аэта-до", - сказало оно, - "даратоло!"

Ты жив.

"И ты тоже", - кивнул я.

"На данный момент", - согласился капитан. "Твои люди убьют нас, если смогут".

"Они не смогут отличить вас от твоих сородичей".

"Я знаю", - сказало оно и посмотрело вниз на разрушенный лагерь и кости того, кому поклонялся до этой ночи. "Ты убил его".

Я покачал головой. "Veih. Это был не я".

"Вас было двое", - сказало оно. "Я видел. Мы все видели".

"Я только… выиграл нам время".

"Ваши люди убили его", - сказал Рамантану. "Ваше оружие".

"Да", - сказал я, прошептав это слово на своем родном языке. На языке сьельсинов не было слова "да", только резкий выдох. Я издал этот звук и сказал: "Думаю, они это сделали".

Один из сьельсинов поднял ко мне лицо. "Он не был богом?"

"Нет", - ответил я. Про себя я не был так уверен. Когда Ушара держала меня в воздухе, прижимая к себе, я чувствовал ее ярость, ее муки, ее боль.

Ina sippirati sha dariatim annepish.

"Я была создана на заре мира", - сказал я, переводя - хотя это был язык, который я никогда не учил.

"Дейн?" Рамантану смотрел на меня, склонив голову набок.

Я заговорил на родном языке ксенобита, подняв на него глаза: "Raka kasamnte".

Это ерунда.

Ушара сказала, что она создана. Создана. Задумана. Тихим? Похоже, что так. И все же Тихий и Наблюдатели враждовали с самого начала времен. Зачем ему понадобилось создавать их, если только для того, чтобы бороться с ними на протяжении бесчисленных триллионов лет? Я чувствовал ответ в себе, оставленный там… Ушарой? Самим Тихим? Но я не мог его найти. Я помнил, что знал больше, помнил, что был ею, но эти воспоминания были затуманены, как от алкоголя, и я не мог их вызвать.

Лишь постепенно я понял, что Ушара на какое-то время овладела мной, как Кхарн Сагара овладел гомункулом Наей, как

червь Урбейна овладел биологической схемой разума Валки. Ушара ушла, покинула меня, но ее отпечатки остались, впечатавшись в мягкую материю моего мозга.

"Это был не тот бог, которому стоило служить", - сказал я своим соратникам-сьельсинам.

Рамантану стоял неподвижно, как камень. Через некоторое время он поднял лицо к утреннему небу, глаза сузились до щелей. Затем он порылся в чехле на поясе и вытащил пару предметов, похожих на очки ювелира. Один за другим капитан прикрепил их к глазам, раздувая щелевидные ноздри. "Я видел бога", - сказало оно. "Многие ли из Народа могут сказать это?" Он посмотрел на своих спутников. "Я сражался с богом и остался жив".

Один из остальных прикрыл глаза. "Мы должны были быть мертвы".

"И все же мы не мертвы, Отомно!" - возразил Рамантану. "Бог убил бы нас, если бы не Утаннаш и его Oranganyr, его чемпион. Наш принц!" Тут Рамантану указал на меня. "Ты видел, как он изгнал бога с неба! Видел, как он был в двух местах одновременно! Это чудо! Чудо Утаннаша!"

"Koramsamte wo!" - сказал другой из пятерых. "Чудо, говоришь? Ложь! Ты забыл, кто такой Утаннаш, Рамантану? Это не-бог, повелитель лжи! Ты обманут!"

Рамантану зарычал, поворачиваясь к своему подчиненному. "Это не обман, Эгазимн! Это победа! Марло - аэта!"

"Этот юкаджи - не аэта!" - сказал тот, кого звали Эгазимн.

"Он убил Улурани! И Отиоло!" сказал Рамантану. "Он аэта по ikurratimyr и anabitimyr!"

Право крови и могущества.

Тот, кого звали Эгазимн, плюнул на песок у моих ног.

Рамантану схватил Эгазимна за рога, потянув его вниз, чтобы поднять колено и ударить Эгазимна по лицу. Младший сьельсин споткнулся и упал на колени. Остальные трое смотрели, как Рамантану пинком отправил подчиненного в пыль и положил когтистую лапу на щеку избитого Бледного.

"Ты мой, Эгазимн, - сказал Рамантану. "Думаешь, смерть Музугары положила конец твоему рабству? Ты мой, и ты будешь повиноваться. Теперь мы принадлежим Марло. Он - ба-аэта. Наш повелитель. И если Утаннаш - великий бог, то он будет нашим богом".

"Хватит!" Сказал я, не вставая. "Хватит драться". Я отвернулся, вглядываясь в пустыню. Она была плоской и широкой, и белой, как алебастр, в лучах нового солнца.

Остановившись, Рамантану убрал ногу с лица Эгазимна.

Как мне было удержать их?

Они считали меня великим принцем, королем человечества, но у меня не было ни положения, ни власти, ни дома, ни свиты. Ни армии. Ни командования. "Троглита" была уничтожена. То немногое, что осталось от АПСИДЫ в системе, подчинялось А2, а не мне. Из всех людей на Сабрате, из всех людей в мире единственными, кого я мог с полным основанием назвать своими, были Кассандра и Нима. Ирчтани подчинялись мне, действуя из чувства религиозного долга, мало чем отличаясь от самого Рамантану, но они были подотчетны имперской иерархии, легионам, АПСИДЕ.