Беспокойный возраст
Шрифт:
Максим вытащил одну из пожелтевших тетрадей, наугад развернул и прочитал:
«…Вот уже неделя, как наш батальон лежит в воде. Мы роем окопы, а вода затопляет их, хочет нас выгнать. Но мы держимся. И все это под непрерывным минометным огнем. Людей осталось меньше половины…
8. IV. Продержались. Двинулись, вышибли фрицев и заняли сухие позиции. Благодать, сухо! Солнце! Ура!»
Максим задумался. Взгляд, его стал неподвижным…
Максим дежурил в этот день на участке, где угроза затопления казалась устраненной. Крепления, поставленные
С утра сильно парило. Строители на дне котлована задыхались от влажного зноя, обливались потом. От огромной массы обнаженной земли, сильно смоченной дождями, поднимались душные испарения. Голубоватая мгла, переливаясь и дрожа, уже туманила лазурно сияющий небосвод. «К обеду опять польет, — поглядывая на небо, говорили рабочие и шутили: — Что-то небесная канцелярия, видать, не договорилась с земной. Никакого взаимодействия».
Максим, вялый, усталый от разъедавшего душу раздумья, мало отдохнувший за ночь, проверял по указанию Федотыча толщину грязевого слоя на дне котлована. Местами слой доходил до половины метра. Мостики пришлось приподнять еще вчера. Под ними слышалось угрожающее бульканье. Насосы непрестанно откачивали желтую, густую, как кисель, воду.
Гул моторов поднимался до высокой звенящей ноты. И все-таки опасность заиливания дна котлована не уменьшилась. Она надвигалась в то время, когда все было готово к укладке дна и стен шлюза и на строительство съехалось начальство. Максим видел, как группа руководителей — Рудницкий, главный инженер Грачев, начальник участка Звягин и друже во главе с Кармановым и Березовым — появлялась то в одном месте, то в другом. Они смело сбегали по сходням, перепрыгивали через рытвины и траншеи, взбирались по лесенкам строящихся башен шлюза.
Все распоряжения начальников и то, о чем они говорили, где и кого хвалили и кому давали нагоняй — все это таинственным образом мгновенно передавалось по котловану. В секторе Максима вскоре стало известно, что Карманов приказал удалить со шлюза одного нерасторопного прораба, а нескольким арматурщикам, в том числе и Ване Пузину, объявил благодарность за досрочную установку арматуры.
Максим опускал измерительную линейку в слой ила то в одном месте, то в другом, машинально записывал цифры, а в голове все время роились слова Черемшанова о призвании, об упорстве в исканиях, о любви к работе. Потом воображение переносило его в Москву, к Лидии. Он думал о ней по-прежнему так, словно разрыв произошел только вчера.
Показания барометра, висевшего в кабинете Карманова, а также метеорологические сведения, собранные Галей Стрепетовой, оказались правильными.
Уже к полудню над Ковыльной скучились облака. Их лохматые, разорванные стаи соединились в грозную рать, нависли над степью широко раскрылившейся тучей. Нижняя часть ее становилась постепенно изжелта-ржавой, точно окрашивалась сепией. От тучи на землю легли коричневые тревожные тени.
Туча надвигалась при полном безветрии. Ее передний дымчато-кофейный край продвинулся до самого горизонта, оставив на севере узкую зеленоватую полоску — там все еще сиял знойный день. Туча надвигалась, а дождя все не было. Только становилось душно и томительно-беспокойно.
Стало так темно, что в глубине котлована пришлось включить электрический свет.
Люди в котловане работали с возрастающим напряжением. Насосы откачивали воду, экскаваторы вычерпывали вязкую жижу. За каждым участком были закреплены прорабы и группа рабочих для предотвращения аварий, оползней и затоплений.
Поглядывая на нависшую тучу, к Максиму подошел Федотыч. Лицо его осунулось, морщины стали как будто глубже. Федотыч наказал Максиму, чтобы тот во время дождя особенно внимательно следил за своим сектором и в случае появления новых смещений грунта и подъема грязевого слоя на дне котлована тотчас же забил тревогу, сообщил на диспетчерский пункт.
— Вот ваш пост, — указал Федотыч на деревянную будочку с протянутым к ней телефонным проводом. — Глядите в оба! Иначе Дробот нас посадит в ковш своего экскаватора и выбросит вон со стройки.
— Я знаю, — ответил Максим.
Федотыч пристально взглянул на его сильно загорелое исхудалое лицо. За многие годы работы он немало перевидел молодых специалистов, опытным глазом научился оценивать их способности и характеры. После выступления Максима на собрании он стал присматриваться к нему зорче, удивляясь сложному сочетанию противоречий, соединенных в таком изобилии в одном характере. Молодой прораб мог быть то мрачным, то дерзким, то покорным и задумчивым. Он мог безропотно во воем повиноваться, но внезапно в нем словно что-то взрывалось — он мог не исполнить приказания, пуститься на свой риск в опасное предприятие.
«Молодое вино бродит», — подумал Федотыч. Сегодня Максим удивил его новым выражением сердитого отчаяния и вызывающего, озорного упрямства, светившихся в глубоко запавших глазах.
«Неужели наступил перелом? У этой молодежи всегда так: ленятся, озорничают, а потом вдруг начнут горы сворачивать, дубы ломать», — мелькнуло в голове старшего прораба.
Он показал на маленькую струйку, просачивающуюся сквозь упоры воздвигнутого Кукушкиным заграждения:
— Главное, следите вот за этим. Если начнет бить фонтанчиком, сейчас же сигнальте. Будьте начеку. А я пойду на свою вахту.
Федотыч ушел.
Ливень хлынул сразу сплошной обвальной стеной, так что ничего не стало видно в десяти шагах. Не капли, а миллиарды ручейков хлынули с вышины почти отвесно. В непроницаемой мгле суетливо засновали молнии, загромыхал гром. Многие рабочие побежали под укрытие, остались на своих местах только те, кто был в дозорах.
Максим стоял в будочке и через открытую дверь вглядывался в плотную завесу дождя. Бледно-зеленые вспышки напомнили ему грозу в подмосковном лесу и то, как он и Лидия прятались под старой елью, как Лидия доверчиво прижималась к нему. Ему даже почудилось, что он ощущает сухой смолистый запах… Но эта гроза и этот ливень совсем не походили на тот, представлявшийся ему невозвратимо далеким и прекрасным. Кругом хлюпала грязь, всюду носился запах мокрой глины… В шуме ливня и частых раскатах грома не стало слышно ни жужжания насосов, ни рычания моторов работавшей неподалеку землечерпалки; захлебываясь и чавкая, ее ненасытная пасть всасывала со дна котлована бурую жижу.