Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Шрифт:
Пар от горячей воды окутал ее теплым туманом. И она подумала: «У нас обоих в крови бунтарство. Я восстала против директора школы, оспаривала выбор королевы майского бала, увела своих подруг в общежитие, не позволив им участвовать в праздновании. Спустя семь лет я восстала против военного департамента. Мой муж не подчинился дисциплине и был отчислен из школы потому, что, как юный романтик, он предпочитал бродить с возлюбленной по холмам. Через двенадцать лет и он восстал против военного департамента. Мы так схожи друг с другом, что вместе умножаем наши слабости. Ему следовало бы выбрать в жены женщину другого склада, такую, которая не вмешивалась бы… была бы более уравновешенной…»
Думая
Так она прониклась пониманием, что ее бунтарство имело целью подкрепить все, что сделал Джон, собирая научные данные, прокладывая пути на Запад. Однако Джон не был незаменимым, ведь и другие могли собрать эти данные. Исторические силы, орудием которых он был, так или иначе подвели бы к открытию Запада. Она выступила за мужа, за его работу, но когда удар наносится за кого-то, то он должен быть нанесен одновременно и по кому-то, этой жертвой и стала американская форма правления, во славу которой ее бабушка Макдоуэлл всю жизнь носила шрам на лбу.
Вечером Элиза и Уильям Карей Джонс пришли на обед. По отдельным высказываниям Элизы Джесси знала, что у них сложилась счастливая совместная жизнь. И однако, ничто вроде бы не указывало, что их жизнь изменилась. Во время обеда Джесси удавалось обходить стороной разговоры на тему суда. Но когда кончился обед и они перешли в гостиную для кофе, Том Бентон позволил себе дать юридический анализ действий полковника Фремонта в Калифорнии, сопровождавшийся его тирадами против генерала Кирни.
Джесси поняла, что ее интересует лицо Уильяма. Он редко показывал, что думает, но она чувствовала, что он не одобряет слова ее отца. Она была так поглощена собственными неприятностями, что почти не уделяла внимания своему зятю, но поймала себя на том, что внимательно изучает его. Он был высоким, гибким, с холодными зелеными глазами, курносый, с копной светлых волос и аскетическим, лишенным бороды лицом. Говорил он тихо и сдержанно, и Джесси восхищалась его спокойным, неспешным, внешне лишенным эмоций характером. Сама она была не способна стать столь бесстрастной, но понимала преимущества этого. Позиция Уильяма Джонса в связи с осложнениями, возникшими в семье, не была еще ясной: она еще не обсуждала с ним дела, а он не торопился высказать свое мнение. Она понимала, что его мнение может быть ценным в их деле не только потому, что он сохранит спокойствие и логику в противовес импульсивным выходкам мужа и отца, но и потому, что он знал международное право. Для Джона Фремонта и Тома Бентона конфликт носит личный характер, но в зале суда вопросы решаются в соответствии с нормами права. Ее муж не юрист, а отец не занимается юридической практикой в течение двадцати лет.
Под вечер,
— Прости меня, если я попытаюсь узнать твое мнение, — сказала она, — но, когда отец говорил о деле, мне казалось, что где-то в глубине твоего сознания таилось несогласие.
После некоторого неопределенного, но не лишенного дружелюбия молчания он ответил:
— Существует старинная поговорка, что в судебных делах никто не выигрывает, кроме адвокатов.
— А в данном случае даже адвокаты не выиграют! Я чувствую, что полковник Фремонт действовал правильно и его поведение объясняется сложными обстоятельствами. Однако должна сказать, что у меня разрывается сердце при мысли о публичной перебранке.
— Согласен с тобой, Джесси. Выступления будут выдержаны в духе мести и озлобления, и это останется в истории.
— Но ты не видишь способа не допустить судебного процесса? Мне уже отказали и отец, и генерал Кирни.
Уильям Джонс посмотрел в другой угол комнаты, где Джон и Том, сидя рядом, тихо беседовали.
— Боюсь, что мы должны провести процесс, Джесси.
— Мы?
— Да, я хочу предложить свои услуги. Не думаю, чтобы я мог оказать большую помощь, но был бы счастлив и почел бы за честь, если бы мне позволили выступить в качестве соадвоката.
Нарастание ее чувств было прервано деловым тоном, каким зять сделал свое предложение, а ведь оно означало месяцы напряженной работы и забвение собственной практики. Она даже несколько опешила, увидев, что он готов пойти на значительную жертву с такой небрежной манерой, с какой предлагают принести чашку кофе.
— Это крайне любезно с твоей стороны, — тихо сказала она. — Мой муж и отец, да и я сама настолько эмоциональны, что можем сорваться в любой момент. Ты сможешь нас сдерживать? Если ты сохранишь спокойствие и логику, у нас всегда будет надежная юридическая основа. Пожалуйста, не рассыпайся в комплиментах, что страдаешь одинаковыми с нами пороками.
— Я буду таким, как есть, Джесси, — заметил он. — Я не могу быть иным.
Сенатор Бентон добился от военного департамента второй, и последней, уступки — суд был отложен еще на месяц, чтобы полковник Фремонт мог пригласить своих свидетелей из пограничных районов.
Джесси с интересом наблюдала, что еще до начала суда появились признаки того, какой будет расстановка сил: их друзья из армии, многие годы посещавшие дом Бентонов, держались в стороне; офицеры флота, с которыми Бентоны имели слабые контакты, напротив, проявляли дружелюбие, приходили при первой же возможности, заверяли полковника Фремонта, что он был абсолютно прав, сотрудничая с командованием флота в Калифорнии. Когда Джесси пришла в военный департамент за копиями документов, нужных для защиты, ее приняли вежливо, но равнодушно и помощи не оказали. В конторе военно-морского секретаря все было иначе: сотрудники помогли ей не только отыскать документы, но и снять копии. Большой неудачей было то, что секретарь военно-морского флота Банкрофт уехал за границу в качестве посланника при британском дворе. Джорджу Банкрофту следовало бы оставаться в Вашингтоне и выступить в защиту Фремонта, хотя Джесси понимала, что он может сделать немногое. Он предупреждал ее, что Джону придется в Калифорнии действовать на свой страх и риск и он, Банкрофт, будет вынужден опровергать, будто поощрял антимексиканскую кампанию, и уж во всяком случае армия будет яростно отрицать, что приказ министра военно-морского флота оправдывает действия армейского офицера.