Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Стоун Ирвинг

Прокурор приступил к предъявлению полковнику Фремонту обвинений в бунтарском поведении, насчитав при этом двадцать два проявления бунта, невыполнения приказов и нарушения военной дисциплины. Целых четыре часа она выслушивала нагромождение обвинений против ее мужа, пока оно не стало самым крупным со времен суда над Аароном Берром за предательство. Из слов прокурора Джесси поняла, что на протяжении трех предстоящих месяцев в зале суда будут несчетное число раз повторяться обвинения и контробвинения. Прокурор утверждал, что ее муж повинен в нарушении слова, данного мексиканским властям; в грубом обращении с местными калифорнийцами, что настраивало их против американского правительства; в конфискации лошадей и провизии у местного

населения с оплатой никчемными расписками; во вторжении в страну под предлогом научных исследований с хорошо вооруженными войсками; в мятеже с оружием в руках против этой страны под тем предлогом, что ему приказано покинуть ее пределы; в подстрекательстве американских поселенцев к бунту против мексиканских губернаторов; в развязывании войны против Калифорнии посредством вооруженных вылазок; в присвоении полноты власти над Северной Калифорнией; в получении провианта и боеприпасов с американских военных кораблей в гавани Сан-Франциско без письменного разрешения; в предъявлении мексиканцам мирных условий без ведома старших по команде. Джона обвиняли также в том, что он отказался вернуть две гаубицы, утерянные генералом Кирни, продолжал набирать солдат в Калифорнийский батальон после приказа генерала прекратить вербовку; пытался предложить генералу Кирни сделку относительно губернаторства в Калифорнии; выступил против него, когда его требования были отклонены; инструктировал гражданских служащих в Калифорнии, склоняя их к невыполнению приказов генерала Кирни. Он оскорбил генерала Кирни на глазах офицера штаба, незаконно покупал запасы для своих войск после того, как был смещен с поста генералом Кирни, незаконно осуществлял гражданское управление и провозгласил себя губернатором.

К перерыву заседания суда в четыре часа дня Джесси была измотана и отупела от страха. Каким образом они смогут опровергнуть кучу обвинений? Что им удастся сделать в последующие дни, чтобы разбить чудовищные обвинения, реабилитировать Джона в глазах нации?

Официальный Вашингтон подозревал, что у полковника Фремонта были секретные приказы. Однако их невозможно представить в суд и предать огласке для оправдания, ведь они посылались ему тайным путем с лейтенантом Джиллеспаем. Суд будет лишь барахтаться в скучно-надоедливой мешанине: армия, пытаясь осудить полковника Фремонта якобы за бунт против генерала Кирни, в действительности хотела наказать его за то, что он выдал армию Соединенных Штатов как орудие захвата. Поскольку в своих усилиях обелить армию в глазах истории невозможно отдать под суд ни секретаря Банкрофта, ни военно-морской флот Соединенных Штатов, ни президента, ни тех членов кабинета, которые подталкивали к упреждающему захвату Калифорнии, армия направила весь свой гнев против полковника Фремонта, состряпав дело, какое она была в состоянии предъявить, чтобы осудить его на основании обвинений, которые можно было без опаски предать гласности.

Джесси не прикоснулась к обеду. Она заметила, что лишь Элиза и ее муж ели поданное им. После того как ей удалось выпить чашку горячего черного кофе, она нарушила тишину, спросив:

— Почему осуждают человека до суда? Почему действует практика создания чудовищной завесы обвинений, прежде чем нам дадут возможность выступить в защиту?

— Не тревожься о защите, — гремел Том Бентон, сердито отодвинув от себя тарелку. — Если ты думаешь, что список их выдумок против нас ужасающий, подожди, ты увидишь, как мы с ним разделаемся.

Джесси повернула свое встревоженное лицо к Уильяму Джонсу, расправлявшемуся с остатками запеченного бекона и сладкого картофеля. Он ел не прерываясь; когда его тарелка оказалась пустой, он тщательно вытер уголки рта салфеткой, отодвинул стул от стола и, положив одно тощее колено на другое, спокойно сказал:

— Это и есть надлежащая процедура. Мы не можем начать защиту, пока не изложено дело против нас. Более того, с их точки зрения, все

двадцать два определения поданы правильно. Если мы примем посылку, что полковник Фремонт был обязан подчиниться приказу генерала Кирни от 17 января, то тогда любой шаг, сделанный им в течение последующих девяноста дней, был незаконным.

— Но он не был обязан подчиняться генералу Кирни! — крикнула Джесси, ее чувства, как и желудок, подступили к горлу. — Коммодор Стоктон отказался разрешить ему выйти из команды флота.

— Да, так, — сказал вполголоса Джонс. — Я просто представляю дело с точки зрения противной стороны. Теперь же посмотрим с нашей точки зрения: если полковник прав, подчиняясь приказам коммодора Стоктона по той причине, что принес присягу флоту, то тогда все сделанное им между 17 января и 8 мая, когда ему разрешили увидеть новые и окончательные приказы генералу Кирни из Вашингтона, не только правильно и законно, но и необходимо для выполнения обязанностей в качестве губернатора. Он совершил бы проступок, делая меньше положенного. Такова наша сторона дела. Мы должны представить ее суду.

В то время как Джесси пыталась успокоить свои чувства второй чашкой кофе, Том Бентон тяжело поднялся со стула и прогремел:

— Если дело обернется худо, то кого осуждает армия? Разумеется, не полковника Фремонта! Она осуждает военно-морской флот, нанося удар по армейскому офицеру.

— Они не осудят нас! — крикнула Джесси. — Каждое из обвинений в этом чудовищном списке касается событий, происшедших до того, как Кирни получил окончательный приказ из Вашингтона в мае…

Уильям Джонс, раскурив сигару, поднялся из-за стола и подошел к ней.

— Полегче. Мы можем вести дело, опираясь только на факты, а не на наши предположения относительно того, что за ними скрывается. Я верю в наше дело.

Джесси посмотрела на него со слезами благодарности.

— Разумеется, мы верим в наше дело, — повторил Том Бентон. — Но мы должны добиться того, чтобы и мир смотрел на дело нашими глазами. Пошли, нужно работать. Мы не сможем убедить других, убеждая лишь самих себя.

— Пожалуйста, не торопись, отец, — умоляла Элиза. — Не сразу после обеда. Пойдемте на час в гостиную, и я вам сыграю. Джесси, было бы хорошо, если бы ты спела несколько песен.

— Элиза права, — заявил ее муж, — мы все должны часок отдохнуть и поговорить на другие темы.

Джесси заметила, что Джон и ее отец недовольны таким хладнокровием, им хотелось подняться наверх и немедленно сесть за работу не потому, что не хватало времени и они не успели бы все сделать, а потому, что этого требовал их беспокойный характер — он требовал, чтобы обвинения были опровергнуты сразу же. Тем не менее Джесси понимала, что сестра права, и она направилась по коридору в гостиную, крепко взяв мужа под руку.

В восемь часов они поднялись в библиотеку и приступили к работе. Деревянный стол для географических карт, всегда стоявший около книжных шкафов, был передвинут в центр, и на обоих концах его поставлены лампы. Они разложили на столе заметки прошедшего заседания, документы, которыми располагал Джон, и копии официальных бумаг, собранные в течение дня. Джесси и Джон сидели по одну сторону, Том Бентон и Уильям Джонс — напротив них. В полночь они завершили составление документа, доказывающего несостоятельность каждого из пунктов обвинения, предъявленного Джону прокурором.

Теперь вдруг они почувствовали голод.

— Мы даже не поужинали! — воскликнула Джесси. — Во всяком случае ничего не перекусили! Я помню лишь тот чудесный шоколадный кекс. Пойдемте пошарим на кухне, там оставался бекон, а я сварю свежий кофе.

— Я чувствую себя намного лучше, — объявил отец. — Ощущаю себя карающим ангелом, разрушающим силы зла.

Джесси жадно посмотрела на мужа, ожидая, что у него, как и у всех, поднялось настроение.

— Мы изложили наше дело, — удовлетворенно сказал он, — и изложили здорово.