Бессмертники — цветы вечности
Шрифт:
— И все-таки бывает…
— Это хорошо…
Уже засыпая, Густомесов опять услышал возбужденный голос друга.
— А ты знаешь, Володь, что Шурка Калинин мне шепнул? Под большим секретом. Сказать?
— Если под секретом, то не говори, — поворачиваясь к стене, проворчал он.
— Но от тебя секретов у меня нет. Сказать?
— Лучше спи, а то на «службу» проспишь, великий часовщик!
— Ну, ладно, давай спать. Только Шурка говорит, что наш товарищ Петро — беглый матрос. С «Потемкина»!.. Этот Шурка
Густомесов не ответил. Он уже спал.
Новую бомбу испытывали за городом. Доехали поездом до глухого полустанка, нашли в лесу небольшую полянку среди берез и переглянулись.
— В самый раз, товарищ Петро?
— В самый раз, — кивнул Литвинцев. — Тут и остановимся. Предлагаю для начала покурить. Как ты, Густомесов?
— Курите, я бросил.
— Молодец, а ты, Давлет, уже куришь?
— Виноват, не утерпел… А слышно далеко будет?
— Что… слышно?
— Ну, как рванет!
— Боюсь, что далеко…
Курили молча, сосредоточенно, не сводя глаз с белой заснеженной поляны. Потом Литвинцев достал из вещмешка бомбу, осторожно взвесил ее на вытянутой руке и оглянулся на товарищей.
— Всем отойти сажен на тридцать в лес. Бросать буду я.
Давлет беспрекословно подчинился приказу командира и первый, глубоко проваливаясь в снегу, побрел прочь от опасного места.
— Ну а ты, Владимир, чего ждешь?
— Мне нужно быть здесь, товарищ Петро. Я должен видеть это сам, понимаете?
— Как так? — не понял тот.
— Вы бросайте, а я понаблюдаю из укрытия. Мне это необходимо для будущих расчетов.
Лицо его было столь решительно и серьезно, а очки блестели так задорно, что Литвинцев не стал настаивать на своем.
— Хорошо, наблюдай. Вон видишь толстенную березу? Иди туда и ложись. Только головы мне не высовывать! Слишком дорога она для нас, эта голова твоя!
Густомесов отошел к березе, примерился и лег за дерево в мягкий снег.
— Ну вот, теперь можно и метнуть.
Он еще раз взвесил бомбу: тяжеловата. Но тут же размахнулся и, вкладывая в бросок всю свою силу, с резким выдохом метнул снаряд на середину поляны. Едва успев укрыться за деревом, он услышал взрыв. По толстым березовым стволам градом хлестнули осколки. Поднятый взрывом снег медленно опадал на землю…
Потом они измерили шагами поляну, осмотрели каждое дерево и почти всюду находили свежие осколочные раны. Береза, заслонившая собой Петра, тоже была ранена. Он осмотрел рваную царапину на ее боку и на миг похолодел.
— Как раз на уровне груди. Прямо против сердца…
Всю обратную дорогу они обсуждали результаты испытания.
— Разлет осколков получился даже большим, чем я ожидал, — довольно говорил Густомесов. — И густота приличная, правда?
Петр со своими выводами не спешил:
— А нужен ли такой большой разлет в боевой обстановке, товарищ Петро? Вы, говорят, человек военный, скажите, как на ваш взгляд?
Петр думал.
— Если такого разлета не требуется, снаряд можно будет облегчить. Тогда и метнуть его можно будет дальше. А сейчас даже вы, очень сильный человек, бросили всего сажен на десять. Этого мало, верно?
«Удивительно толковый паренек, — слушая Густомесова, думал Петр. — Вот настанет новая жизнь, отправим учиться. И станет наш Володя первым народным профессором. Или народным генералом! Новой России такие люди позарез будут нужны…»
— Так что же вы молчите, товарищ Петро? Или я несу вздор?
— Не вздор, Володя, не вздор, — успокоил его Петр. — Для ближнего боя снаряд действительно слишком силен, своих же побить может. Стало быть, и заряд нужен поменьше, и корпус потоньше. Тогда и бросать сподручнее будет, все правильно.
— В таком случае прикинем? — блеснул очками Густомесов. Выломив в подлеске прутик, он тут же принялся что-то чертить и писать на снегу. — На сколько уменьшим: на четверть? на треть? на половину?
— Давай рассчитаем все варианты. Поменьше — для наступления, побольше — для обороны. Идет?
— А вы, товарищ Петро, действительно военный человек. Давно отслужили?
— Давно… Месяца четыре назад… Ну и что у тебя, выходит?
— Вышло уже. Посмотрите!
В город возвращались уже вечером. Из железнодорожных мастерских как раз выходила первая смена. Не долго думая, они влились в черную людскую массу и тут же словно растворились в ней.
Боевой организации стало известно об активном сотрудничестве с жандармами начальника уголовного сыска пристава Ошурко и его помощника Разжигаева. Из уст в уста передавались рассказы о тайной картотеке, якобы составленной ими на уфимских политиков. Обыски и аресты в последнее время все чаще проходили при их непосредственном участии, что также подтверждало ходившие среди боевиков слухи.
В конце концов сомнений на этот счет не осталось совсем. Нужно было действовать. Но прежде чем принять окончательное решение, требовалось согласовать его с руководством совета или комитетом партии.
Отыскав «железную Лидию» и заручившись ее поддержкой, он вышел на членов комитета братьев Черепановых. С Сергеем Александровичем Черепановым Петр уже однажды встречался: тогда решался вопрос об организации охраны подпольной типографии. Сейчас тетка работала бесперебойно. И в том, что она работала, немалой была заслуга опекавших ее боевиков.
Выслушав сообщение о «политической деятельности» уфимского уголовного розыска, Черепанов встревожился.
— Ваши подозрения вполне походят на правду, Литвинцев.