Бессмертники — цветы вечности
Шрифт:
— Не может, — резко отрезал Петр.
— А вдруг?
— Докажи.
— Как?
— Пойди туда и принеси ее. Здесь разберем, проверим.
— Туда?!.
Желающего пойти за бомбой не нашлось. Приказать? Он мог это сделать, приказать, ведь он — командир. Но командиром он стал недавно, и посылать людей на возможную гибель ему еще не приходилось.
Опять молчали. Опять курили. Курили и молчали.
Чтобы не задохнуться в дыму, попросили Давлета открыть дверь предбанника. Давлет открыл. Потоптался у темного порога
— Может, послать за бомбистами? — неуверенно проговорил Калинин.
— Чтобы они пошли т у д а вместо нас?
— Нет, конечно… Нет, — смешался Александр. — Я не подумал, извините…
— Ты, Александр, т а м не подумал, — жестко сказал Петр. — Что нужно сделать, раз снаряд не взорвался?
— Расстрелять его из револьвера, — сказал кто-то.
— Верно! — словно вспомнив что-то, воскликнул Калинин.
— Но в помещении темно: ночь!
— Заберись на подоконник и посвети, — вступил в разговор третий.
— Стрелять с подоконника по бомбе? Где ты окажешься после своего выстрела?
— Но ведь приказ выполнять нужно! Сколько раз жизнью рисковали!
— А можно было и иначе: плеснуть на пол керосину и поджечь. От огня бомба сработала бы, как часы.
— Но ведь керосин мы вылили на сарай!
— Еще принести, раз такая оказия вышла!
— Да, да, еще не поздно!.. Разрешите, товарищ Петро? Клянемся: задание совета будет выполнено!
Петр с интересом слушал, но в разговор не вступал. Пусть выговорятся, разберутся, осмыслят свое положение сами. Сегодняшняя неудача — урок для каждого: настоящий боец учится не только на победах, но и на поражениях.
— А можно сделать и так: забраться через окно в дом.
— Т у д а? К н е й?
— …забраться, говорю, в дом, поставить ящик на окно…
— Ты думаешь, ее сейчас можно трогать? Не рванет?
— …поставить на окно, спуститься самому и поджечь шнур с улицы. Отбежать времени вполне хватит. А дом разнесет по бревнышку: бомба-то ого какая, больше пуда!
— Так чего же мы ждем, надо идти!
— Зачем всем-то? Тут хватит и одного!
— Пусть идет тот, кто забыл зажечь шнур в первый раз. Теперь, поди, не забудет!
— Но ведь огонь-то был!..
— Товарищ Петро, товарищ Петро!..
Опять появился Давлет. Протиснулся к Литвинцеву, сунул в руки какой-то провод.
— Что это, Давлет?
— Шнур. Посмотри, командир, сам, был огонь или нет.
— Откуда? — дрогнул голосом Петр.
— От бомбы. Я быстро сбегал. Пока вы говорили, я обернулся.
— Кто разрешил? — вспыхнул Петр. — Кто разрешил, спрашиваю!
Давлет приложил обе руки к груди.
— Никто, товарищ Петро. Очень хотелось узнать правду. А спроситься забыл. Так задумался, что забыл…
— Ну, братишки, — не выдержал Литвинцев, — так мы много не навоюем. Придется разбор всей сегодняшней операции перенести на совет. Пусть там решат, что с нами
Всякие разговоры мгновенно смолкли. Опять наступила тишина. Первым ее нарушил он сам.
— Шнур действительно не был подожжен. Можете убедиться сами.
Шнур пошел по рукам. Все опять оживились.
— А теперь, герой, доложи, как ты его раздобыл. Это тоже необходимо. Особенно тем, кто при одном виде бомбы теряет голову.
Давлет виновато поднялся, для чего-то стащил с головы шапку, откашлялся.
— Ну-ну, — подстегнул его Петр. — Там ты был смелее. Рассказывай.
— А что рассказывать, товарищ Петро? — пожал плечами Давлет. — Подхожу к дому… так, будто мимо иду. Возле дома — мужики… Слышу, смеются: кто-то за что-то полиции окна выбил. Останавливаюсь, будто и мне интересно. Заглядываю в дом и нарочно роняю туда шапку. «Вот теперь и лезь!» — хохочут мужики. Чего хохочут, не понимаю. Однако лезу, мне это как раз и нужно. Залезаю, нашариваю в темноте шапку. Там же и бомба. Шнур цел. Что делать? Запалить — людей побью. Без приказа не решился. А шнур обрезал: интересно же правду узнать…
— Эх, Андрюха!.. — послышался глухой стон Калинина. — Что же ты натворил, окаянная твоя голова? Судите нас, товарищи! Виноваты мы. Судите!
Литвинцев почувствовал — пришло время подводить итог, все ждут его решения. И он поднялся.
— Боец революции Давлет! За проявленную инициативу и смелость объявляю тебе свою командирскую благодарность. А за самовольство и игнорирование приказа — десять суток домашнего ареста!
Слова его звучали негромко и скорее деловито, чем строго. Однако воздействие их было огромно.
— Боец революции Калинин! За проявленную при выполнении боевого задания халатность, за невыполнение приказа командира объявляю тебе десять дней домашнего ареста и порицание товарищей по оружию.
— Боец революции Кочетков! За проявленную при выполнении боевого задания трусость именем совета объявляю тебе, что отныне ты исключаешься из второй дружины и переводишься в третью. Оружие сдай. Какое наказание совет вынесет мне, вашему командиру, я сообщу вам при первой же возможности. На этом все. Можно расходиться.
Глава тринадцатая
Полковник Яковлев больше не угрожал своему помощнику разжалованием, однако ни в чем, как и прежде, спуска не давал.
— …В городе появилась тайная типография большевиков. Теперь, после ограбления частных типографий Гирбасова и Соловьева, они печатают не только прокламации, но и свою газету! Куда вы смотрите, ротмистр Леонтьев?..
— …Произвести столько арестов и упустить главарей! Где Николай Накоряков, Иван Кадомцев, Владимир Алексеев, Григорий Миславский? Где вожак симских бунтовщиков Гузаков? О чем вы думаете у себя в кабинете, ротмистр Леонтьев?..