Бессмертники — цветы вечности
Шрифт:
Перед тем как оставить его в квартире одного, Мария растопила печь, принесла продуктов, вскипятила чай.
— Ну вот, теперь в тепле не пропадешь. Это тебе не лесной балаган на Трамшаке.
— Ты уже уходишь?
— Пора, Миша… Я и так засиделась у тебя… А за то, что я наговорила тебе тогда, в симской больнице, прости меня. Очень уж нехорошо мне тогда стало: столько крови вокруг, раненые, убитые…
— И во всем виноват один я?
— Не надо, Миша. Я потом все поняла. Ну а тогда… прости, милый. Если можешь…
Михаил ласково привлек ее к себе и долго гладил милые вздрагивающие плечи.
— Это ты прости меня: не сумел, видно, объяснить… Но теперь, слава
— Только ты опять не пропадай так. Мне и тут страшно без тебя. Видишь, какая я трусиха.
— Здесь ты не одна. Хотя время сейчас такое, что нужно быть готовым ко всему. И все же не горюй: наши праздники еще впереди!
— Ну, так я пошла. А тебе наказ: никуда не выходить и ждать. Товарищи дадут о себе знать сами.
— А ты передай все же: Гузаков, мол, вполне здоров и готов к любому делу.
— Не Гузаков теперь, — улыбнулась Мария, — а Чертов…
— Не Чертов, а Дьяволов тогда уж!
— Ну и придумали же тебе дружки фамилию: скажешь и перекрестишься — брр!
— Вот и хорошо, пусть крестятся слабонервные… И еще «фараоны». Уж кому-кому, а им я Сима не прощу!…
Мария ушла в свою девичью коммуну, а Михаил, возбужденный радостной встречей, возрожденный свободой и предчувствием больших новых дел, стал дожидаться товарищей. Будь у него хоть одна верная явка, он давно, несмотря на запреты, разыскал бы их сам, но явок не было. Оставалось одно — ждать, а это было тяжко…
Так, в мучительном ожидании, прошло несколько дней. Наконец-то появился связной — невысокий тщедушный паренек с быстрыми черными глазами и характерным башкирским выговором.
— Товарищ Дьяволов? — удостоверился он. — Одевайся и айда со мной. Провожу куда надо.
— Ух, наконец-то!
Михаил готов был на радостях расцеловать этого паренька.
— А куда идем, друг?
— А разве я не сказал? — простодушно удивился тот.
— Нет же.
— А, по-моему, сказал.
— И все-таки — куда?
— Куда надо. Я ведь так и сказал: провожу куда надо. Или нет?
— А что там будет — «куда надо»? — входя в игру, усмехнулся Михаил.
— «Хор» будет, товарищ Дьяволов. Идти пора…
— Очень хорошо! — обрадовался Гузаков. И подмигнул: — Давно хороших песен не пел. Наконец-то отведу душу!
Короткий январский день догорал в последних отблесках холодного заката. Сухая морозная поземка шелестела под ногами сыпучей снежной крупой, наметала вдоль заборов длинные сугробы, точила углы домов и телеграфные столбы.
Связной споро шел впереди, изредка оборачиваясь, точно боялся оторваться слишком далеко. И надо сказать, что при всем своем немалом росте и соответствующей ширине шага Гузаков еле успевал за ним. Так они проскочили центральные улицы, поплутали по уже темным, лишенным какого-либо освещения улочкам Старого города и вошли в ворота небольшого предприятия. Здесь связной сдал его своему товарищу и заторопился обратно — за следующим участником назначенной «спевки».
Вскоре Гузаков оказался в теплом просторном помещении, приятно пахнущем сухим деревом и стружкой. Здесь уже было довольно много народу, и все — члены боевой организации. Многих из них Михаил знал. Они подходили к нему, радостно тискали в объятьях, дружески похлопывали по спине, интересовались здоровьем. От них он узнал, что Иван Кадомцев вернулся с конференции военных и боевых организаций, которая проходила где-то в Финляндии, и все с нетерпением ждут его отчета. «Вот конспиратор, — усмехнулся про себя Гузаков. — Заходил ведь, но о конференции — ни слова…»
Помещение постепенно наполнялось. Длинные сосновые доски, аккуратным штабелем лежавшие в дальнем
Когда все приглашенные собрались и, угомонившись, устроились на скамьях, появился совет дружины во главе с Иваном Кадомцевым. Михаил поискал глазами Эразма, Алексеева, но не нашел их. Зато появились люди, которых он не знал совсем или прежде видел только мельком. В их числе был и Петр Литвинцев, заходивший к нему в больницу поговорить о делах. Чем он занимается в организации? По всему, бомбистской мастерской, раз был озабочен подбором ребят для обучения этому «адскому» делу. Из симских ребят Михаил посоветовал разыскать Ваньшу Мызгина, а из златоустовцев — Петю Артамонова, брата одного из руководителей тамошней дружины. Где у них эти курсы? Кто их учит? Поскорей бы вернулись, открыли свои заведения и принялись за дело: с наступлением весны потребность в бомбах опять возрастет…
Кадомцев тем временем начал свой доклад. Коротко, не называя фамилий, рассказал об участниках конференции, о царившей там атмосфере, об интересе, который вызвала у собравшихся работа на Урале, об отношении к боевой работе меньшевистского ЦК. Более подробно остановился на решениях конференции и прежде всего на оценке экспроприации.
Для боевиков рабочих дружин этот вопрос был «больным». Рискуя свободой и жизнью, они раздобывали оружие, экспроприировали для нужд партии типографии, бомбистскую технику, деньги. На эти деньги издавалась литература, содержались нелегалы, те же типографии, явки, инструкторские школы, финансировались различные мероприятия. Разговоров вокруг этого вопроса всегда было много. Все хорошо знали, что четвертый съезд партии разрешил изъятие на нужды революции б о е в ы х средств правительства. Что же касается средств д е н е ж н ы х (того же правительства!), то экспроприация их была признана недопустимой. Тем более — частного имущества! Теперь сама жизнь, революционная энергия масс ломали эти обветшалые установки, однако замахнуться на частную собственность не решилась даже Таммерфорская конференция, отметившая лишь, что она «за партийное разрешение экспроприации всякого казенного имущества при условии самого строгого контроля со стороны партии и полной отчетности перед всем населением».
Позиция меньшевистского ЦК вызвала среди уфимских боевиков бурю негодования. Многие из них, не ахти как начитанные и подкованные теоретически, впервые столкнулись с таким странным и непонятным явлением, когда центральный руководящий орган партии не только не руководит, но и всячески мешает, сознательно ограничивает и тормозит революционную работу. Ни понять, ни тем более оправдать такую позицию они не могли.
— Не надо нам такого ЦК! — слышалось со всех сторон.
— Как меньшевики оказались у руля нашей партии? Куда смотрели большевики?
— Когда будет очередной съезд?
— Для чего было объединяться с меньшевиками? Пусть себе целуются с кадетами!
— Революция этого им не простит!..
Кадомцев долго и терпеливо слушал, потом решительно поднял руку, требуя тишины.
— По вопросу о положении в партии перед вами выступит присутствующий здесь товарищ из комитета. Думаю, он сумеет ответить на все ваши вопросы, а пока вернемся к конференции. Кто хочет высказаться по ее решениям?
— Как отнесся к конференции товарищ Ленин? — не удержался, выкрикнул с места Гузаков. — Известны ли ему ваши резолюции?