Бестиарий любви в стихах

Автор неизвестен

Раз невозможно, умерев, Поправиться и вновь ожить, Как выздороветь мне в любви, Где даже и надежды нет На благосклонный Ваш ответ? Что ж, коли смерть я обрету, На Вас окажется вина, А Вы, причиной смерти став, Сирене будете равны, Что сон наводит на людей Красивым пением своим Затем, чтоб их во сне убить. Всего Сирен три рода есть: Из них Сирены двух родов — Как женщина (вверх от пупка), А к низу – тело, как у рыб. В последнем же роду Сирен Мы дам и птиц найдем черты: Укрыта слоем перьев грудь, При этом формой – как у дам. И есть у всех Сирен талант — Отменней нету музыкантш: Одни играют на трубе, Другие арфу теребят, А третьим – женский голос дан Прекрасный. Музыка Сирен Столь сладостна и так красив Мотив, что всякий человек Его услышав, поспешит К Сиренам ближе подойти, Поскольку музыка Сирен Столь сладостна и хороша, Такого человека нет, Что это пенье услыхав, Тотчас же к ним не поспешит. А к ним приблизясь, он уснет (Такой у песни той эффект), Но не проснется он живым: Сирены,

спящего найдя, Его безжалостно убьют. Да, велика Сирен вина, Ведь спящего убить грешно! Но и мужчина виноват — Он сам навстречу смерти шел. Вот так же, в злой моей судьбе Виновных двое: Вы и я. Но, право, вовсе не хочу Я Вас, друг милый, обвинять, Вот потому-то всю вину Взять на себя я предпочту: Итак, теперь я говорю, Что сам себя я и убил Да, хоть пропал я целиком, Когда впервые услыхал Пленительную Вашу речь, Я мог до этого спастись, Когда бы был настороже, И поступал, как Аспид-Змей, Что днем и ночью стережет Под дивным деревом бальзам. Зловонен крайне Змея дух, Его дыханье – дым и смрад, И потому украсть бальзам Никак нельзя, покуда пасть Он не закроет, задремав. Хитрец, желая взять бальзам, На Змея должен сон на гнать Мотив на арфе наиграв. Но Змей догадлив и смышлен — Едва услышит арфы звон Сейчас же уши он заткнет, Чтоб не успел проникнуть звук: В одно он ухо грязь набьет В другое ухо сунет хвост — И от напева он спасен, Не удалось навеять сон. Да, будь я мудр, как этот Змей, То не позволил бы себя, При первой встрече усыпить, Во дрему сладкую вогнав. Но осторожность позабыв, Дал на себя навеять сон Напеву сладкому Сирен, Что значит: слухам о красе И сладости Ваших манер. И вот теперь, пока я сплю, Да сохранит меня Господь, И пусть меня минует рок: Не растерзали бы меня, Сирены, певшие сперва. Да странно ль, что я был пленен, Когда услышал Вашу речь? К тому я подготовлен был Глазами, ибо увидав Ваш стройный стан, красу лица, Прекрасных локонов поток, Я весь в волнение пришел. Но даже если б красоты В Вас было меньше, все равно Я в плен попал бы, услыхав Как славно говорите Вы — Что может сладостнее быть? Известно, Голос наделен Особой властью. Это так — Ведь позволяет позабыть О многих недостатках он. Да взять хотя бы и Дрозда: Претвратителен на вид, Да и поет за целый год Всего два месяца. И все ж Все предпочтенье отдают Дрозду, про птиц других забыв, И держат в клетках у себя. А вам известно, почему? Все дело в том, что Дрозд поет На удивленье хорошо — Так птице ни одной не спеть. Да, в Голосе сокрыта власть — Он превосходство может дать. В нем свойства есть и поважней: Его Природа избрала, Всему другому предпочтя, Чтоб в тварях возмещять живых Изъян, что всех других страшней. Известно, существам живым Пять чувств естественных даны: Слух, Обонянье, Зренье, Вкус А так же Осязанья дар. И если будет лишена Тварь одного из этих свойств Природа в ней, по мере сил, Другое чувство подберет, Чтоб скомпенсировать изъян. Так зренье лучшее дано Тому, кто абсолютно глух. Тому же, кто рожден слепым, Подарен превсоходный слух. Всегда Природа подберет, Чем скомпенсировать ущерб В согласьи с тем, каков изъян И выбор непременно мудр. Среди тех чувств, что я назвал Способность видеть – всех нужней, Ведь зренье – главный инструмент Познания любых вещей. Так вот, Природой голос взят, Чтобы незрячим помогать. И это можно уяснить, К примеру, рассмотрев Крота. Крот от рождения слепой, Но слух его настолько остр, Что незаметно подойти К нему нельзя – почует он. Крот замечает сей же миг Все то, что производит звук Или же голос подает — Так, голос служит для того, Затем, чтоб помогать слепым, А слух острейший дан Кроту, Чтоб всякий звук воспринимать. Крот – первый из пяти зверей, Что превосходят всех других В одном из чувств: и этот дар Им был самой Природой дан! Итак, Крот слышит лучше всех, А видит лучше прочих Рысь, Настолько острый дан ей взгляд — Сквозь стены может проходить. У Обезьяны развит Вкус — Любую пряность различит, А в Осязаньи превзошел Всех прочих тварей зверь Паук. Но в Обонянии зато Стервятника не превзойти: На расстоянии трех дней Полета чует падаль он. Но мы вернемся все ж к Кроту, Ведь в нем еще одна черта Весьма особенная есть. (Немного есть других зверей Что обладают той чертой.) Крота питанье состоит Из элемента одного, Лишь одного! А в мире их Всего четыре: то Земля, Вода и Воздух, и Огонь Что полыхает в глубине. Почти всех тварей рацион — Из элементов этих смесь. И все ж четыре зверя есть, Что потребляют лишь один И только чистый элемент. Вот эти твари: первый – Крот, Второй – Кулик, а третья – Сельдь, И наконец, престранный зверь, Что Саламандрою зовут. Так, Крот питается землей, Селедка – только лишь водой, И воздухом одним – Кулик, А Саламандра жрет огонь, И там, в огне же, и живет. (Различье с Ящерицей есть — Та не питается огнем.) Итак, открыли мы в Кроте Немало интересных свойств, Что показать нам помогли Ту власть, что Голосу дана, Но есть тому еще пример. Что Голос был Природой взят, Чтоб помогать тому, кто слеп Чудесно, но куда чудней Способность голоса служить Подменой и самим ушам, И даже превзойти глаза. В зоологических трудах Мне приходилось много раз Читать, что нет ушей у Пчел, Зато настолько хорошо Дано им голосом владеть, Что незаметен их изъян — Да, Голосу все по плечу, Нет в нашем мире ничего, Что с ним сравниться бы могло! Когда

роенья настает Пора, и покидает рой Свой улей, чтоб на ветку сесть И весь порядок соблюсти И никого не растерять, Все Пчелы испускают свист, Звеня, как бронзовый рожок — Роеньем звук руководит! Так разве Голос не могуч, Раз Пчелы, хоть они глухи, Умеют голосом своим Такой порядок поддержать? Но это – далеко не все: Еще власть Голосу дана Душевный изменять настрой: О том в былые времена Прекрасно знали – потому Умели песню подобрать По случаю. Вот например: Одни на свадьбе петь под стать, Другие – на похоронах, А третьи лучше подойдут Чтоб Всеблагого прославлять. Те песни, что на свадьбу шли Умели счастьем напитать: Столь радостен был их мотив, Что всякий, кто ему внимал Свои печали забывал И был веселием объят. Напротив, траурный напев Такую навевал тоску, Что даже тот, кто сердцем черств Не мог рыданий удержать. А Бога прославлявший гимн (Что пели в основном в церквах) Успокоение дарил: Огонь веселья угасал, Но уходила и печаль. Не хлещет радость через край, Не раздирает душу грусть — Все равновесье да покой. А если Голос так силен И всемогущ, то чудо ли, Что сразу в плен я угодил, Когда услышал голос тот? А он не просто был хорош (У многих женщин голос мил) — Он был, как сладости сосуд, И добродетелью дышал, Ведь голос тот принадлежал Наисладчайшей среди дам. Недаром, именно в тот день, Что огорченье ей принес (Та мука столь была сильна, Что ей ни прежде, ни потом Не приходилось так страдать) Да, в этот невеселый день Она меня вдруг назвала Так, как я только лишь мечтал. И показалась мне она (Пусть безыскусен здесь мой слог, Но лучше слов не отыскать) Прекраснее и лучше всех! Так странно ли, что угодил Я сразу в плен, когда ушам Сейчас же помогли глаза? Да, Красотой я пойман был — Подобно, ловит Красота Взглянувших в зеркало Тигриц. Как ни сильна Тигрицы злость, Когда ловцы тигрят крадут, А мимо зеркала пройти Она не может, не взглянув В него. А стоит посмотреть — Тигрица, заворожена Красой и правильностью форм, И цветом огненным своим, Не может взора оторвать От отраженья. И стоит Пред зеркалом, как будто столб — И ей уже не до тигрят. Тогда ловец, не торопясь, Уже нисколько не боясь Преследованья, прочь идет, Тигрят украденных неся. Поэтому ловцы берут С собой обычно зеркала, И вешают среди ветвей Или бросают на пути. Едва Тигрица их найдет — Вмиг заглядится на себя, И позабудет про тигрят И никуда не побежит, И даст охотнику уйти. Охотник, что меня ловил — Любовь. И раньше я, увы, Недооценивал ловца, И даже презирал слегка: Меня, я думал, не поймать. Но остановлен был мой бег Когда наткнулся я на Вас — Ту, коей равных в мире нет: Начав искать в родной земле Я до Венеции дошел И не нашел подобных Вам — Вы будто роза средь цветов! Я осторожность позабыл, Любуясь Вашей красотой, А этого ловец и ждал! А сколько времени вела Любовь охоту на меня! Как много сил ее ушло (Все тщетно) чтобы подчинить Себе… И тут я встретил Вас! Ведь как Авкуллу не связать, Охотнику, пока в кустах Та не застрянет, так Любовь Все не могла меня никак Поработить, пока огонь Вы не зажгли в моей груди — А искрой послужил Ваш взгляд! В далекой Индии лесах Авкулла дикая живет. Сильна Авкулла и быстра — Бежит она – точь-в-точь летит, Как будто птица в небесах. А нрав ее такой дурной — Что ни увидит – сразу бьет Рогами, взяв сперва разбег, И рушит, топчет и крушит, И расшибает на куски — Ей это просто, ведь рога Ее сильней, чем у быка И крепче, чем олений рог — Авкуллу силою не взять, Да и гоняться толку нет — Догнать не выйдет все равно. Но все же способом одним Авкуллу можно полонить: Известно, близ реки Евфрат Долина есть, где деревца Растут и разные кусты, Чьи ветви тонки и крепки. Авкулла любит там играть: То прыгает через кусты, То бьет копытом по земле, А там, глядишь – рогами бьет По кронам молодых дерев. И ей, вонзившей в куст рога, Уже их не освободить Ведь столь ее рога кривы, Что застревают меж ветвей, И там тяни их не тяни — Да только толку в этом нет. Так ей, приделанной к кусту, Уж никуда не убежать. Вот тут Охотник и идет К Авкулле, пойманной кустом, Ее обвяжет он сперва Веревкой, а потом убьет. Похоже вышло и со мной: Пока уверенно бежал Любви и не желал служить Амору, ясен был мой ум, Во всем я меру соблюдал, Был осмотрителен всегда. И сокрушался все Амор, Что страх пред ним мне незнаком, А значит, власти он лишен. Но мне лишь стоило попасть В долину молодых дерев, (В значеньи: даму увидать Что должно каждому любить, И восхвалять, и прославлять), Я сразу принялся играть, Резвиться, прыгать меж дерев, И вот, в кусты вонзил рога. То есть когда я повидал Ее глаза, ее лицо, Что столь прекрасно и бело, Ее прекрасный стройный стан, О сладкий, дивный облик тот! — Я так увлекся, что отдал Ей сердце все, себя забыв. Так я свободу потерял. И вот, рогами я завяз — (И сердцем и глазами враз) И не способен был бежать, И, как Авкулла, пойман был. Завязнув, защитить себя Уже не мог, и бог Любви Что столько времени хотел Меня поймать, возликовал — Набросил мигом бечеву, И по рукам-ногам связал: Теперь и дня не проведу, Не думая о той одной, О ком мне сладостно мечтать. Да, красотой ее лица Я сильно был преображен: Как перья старые Орла Сгорают в солнечных лучах, Так гордость вся с меня сошла И спесь, сменился мыслей склад, С тех пор как был я освещен Ее небесной красотой.