Бестиарий любви в стихах

Автор неизвестен

Пила – это морская тварь, Летающая над водой При помощи гигантских крыл. Известно, что Пиле дано Быстрее кречета летать, Взмывающего в облака, И даже уходить от стрел, Что выпускает арбалет. И очень радует Пилу Заложенная в крыльях мощь — Ей стоит только увидать Плывущий по морю корабль, Она, чтоб силу испытать, Летит с ним наперегонки. Враз покрывая сотню верст, Но если судно вдруг начнет Ее немного обходить, Она сейчас же прекратит Соревнованье с кораблем: Не станет гордая Пила Проигрывая, продолжать Или, немного подождав, Дыхание восстановив, Опять корабль догонять — Нет, крылья тотчас же сложив, Она ложится между волн И

погружается на дно. И потому я говорю, Что друг Ваш – точно, как Пила — Ведь он желаньям Вашим рад, Пока с желаньями его Случается им совпадать. Но стоит сделать что-нибудь Такое, что ему не всласть, Он сразу же покинет Вас, А ведь когда бы подождал, Желанья бы совпали вновь. Да, он разгневнный уйдет, За Вас нисколько не держась. А я, хоть Вами не любим, Не стану хватку ослаблять, Как бы меня Вы не трясли, Со мной жестоко обходясь. А сколько зла я испытал С тех пор, как сердце Вам отдал… И сколько боли перенес! Вся жизнь теперь – сплошная боль: Ночь каждую и каждый день Я весь бледнею и дрожу. Едва подумаю о Вас — И вздохи наполняют грудь, И слезы катятся из глаз. Не страшно мне – а в теле дрожь, Не жарко – а я весь в поту — Вот что творит со мной Амор! И муку эту я терплю, А ведь она куда страшней Чем возвращающийся жар, Что ненадолго отступив, Три дня покоя подарив, Приходит на четвертый день. Когда б страдания могли Меня заставить прекратить За Вас «держаться» и любить, Я Вас покинул бы давно, Но сколько бы я ни страдал, Не уменьшается любовь, И до сих пор надежд я полн, Вот потому и говорю, Что накрепко вцепился в Вас И ни за что не отцеплюсь! Но даже если бы пришлось Мне о надежде позабыть И Вас навеки потерять (Но разве можно потерять То, чем вообще не обладал?) Я и тогда бы не сумел Другую даму полюбить, Поскольку взял я за пример Повадку верных Голубиц. Голубка, друга потеряв, Не будет нового искать, И никогда не полетит На свежую живую ветвь, Но ветвь сухую отыскав, Садится на нее одна И там, задумавшись, грустит. Я как Голубка буду жить, Если придется потерять Мне дружбу Вашу навсегда: Не буду я искать знакомств, Но буду жить, о Вас грустя, Отгородившись от утех — Вот как моя любовь сильна! И Вам давно уже пора Того другого отпустить (Пусть он любим, а я не мил), Оставив при себе меня, Недаром крепко я держусь И Госпожу мою люблю На свете более всего! Поэтому надеюсь я, Нет, даже больше – убежден, Что Вы, любимца отпустив, Меня продолжите нести, Точь-в-точь, как Обезьяна-мать. А если я Вам все же мил И Вы нас любите двоих Любовью равной, Госпожа, То Вы тем более должны Его оставить, а меня К себе приблизить и любить, Как это делает Орел. Когтями крепкими берет Орел-отец своих птенцов. Но будет только тех любить, Что сами вцепятся в него, Тогда как остальных детей, Что не схватились за отца, Бросает, будто бы чужих. И поведение Орла Доказывает, что любить И при себе держать должны Вы, Госпожа моя, меня, Поскольку я изо всех сил За Вас схватился и держусь, Другой же должен быть забыт, Поскольку он Вас не держал. И я недаром говорю, Что крепко Вас я ухватил, Ведь никогда из-за другой Я не оставлю Вас, мадам! Ведь даже даму повстречав, Меня решившую любить И жаждущую всей душой Мне подарить любовный дар, Я не смогу о Вас забыть, Но от нее я отвернусь (И от нее, и от других) Из-за безмерной к Вам любви — Вам надо лишь меня позвать. Так Куропаткины птенцы Бросают мачеху, едва Услышат материнский зов. О

Куропатке я узнал — Ей стоит яйца отложить И ненадолго отойти, Как вмиг другая подбежит, На яйца прыгнет и сидит Пока не высидит птенцов, А после будет их кормить, Поить и как своих растить. Когда же дети, повзрослев, С другими птицами начнут Летать, действительную мать Им удается опознать По голосу. Едва лишь зов Услышат матери родной, Скорее к ней они летят И состоят при ней с тех пор, О ложной матери забыв. Кладку яиц и тот процесс, Что сразу следует затем — Насиживанье – мы сравним С двумя явленьями любви: Откладывание яйца — Как зарождение любви, Насиживанье и уход — Способность поддержать любовь. Ведь так же, как яйцо мертво, Пока наседка не придет, Чтоб оживить своим теплом, Так полюбивший человек Не ведает любви услад И, в общем-то, почти что мертв, Пока любимая его В любовники не возведет — Тогда он, тяготы забыв, Находит счастье и покой, И будто судно после бурь, Заходит в благодатный порт. Прелестнейшая Госпожа, Я – то яйцо, что Вы снесли, (То есть меня Вы увлекли) И потому нет дам других, Пусть даже дивной красоты, Что взявшись высидеть яйцо, Меня сумеют удержать — Ведь словно Куропаткин сын Всегда я распознаю мать — Зов услыхав, я ринусь к Вам! Выходит, я за Вас держусь, Желая только с Вами быть, Однако сам я Вам не мил, Что позволяет заключить: Я – бедный Обезьяний сын, И потерять меня нельзя. Поэтому надежда есть, Что мне остаться суждено И Вашим стать в конце-концов… А если я не доживу? Ох, душу мне съедает страх: Есть вероятность умереть, Если на помощь Госпожа Мне не захочет поспешить — Ведь много времени прошло С тех пор, как, отложив яйцо, Вы отошли, не захотев Его своим теплом погреть, И получилось, что никто На нем в итоге не сидел. Поэтому, о Госпожа, Если, не медля, на яйцо Не сядете, даря тепло, Зародыш в холоде умрет, Тогда ни Вы, ни кто другой Его не смогут оживить. Да, жить яйцу иль умереть Зависит полностью от Вас, Ведь не найти мне никого, Кто взялся бы его согреть. И дело тут совсем не в том, Что я наседок не встречал — Я знал немало милых дам, Желавших высидеть яйцо, Но все вели такую речь: «Ах, как же будет та глупа, Что Вам решит любовь отдать — Не будет счастья ей в любви! Что бы ни делала она, Ей не удастся получить Любовь взаимную в ответ! Ее напрасен будет труд, Ведь Вы в другую влюблены!» Такие речи я слыхал От разных благородных дам, Что были б рады удержать Меня, когда б наверняка Не знали, что я все равно Оставлю их и побегу Вослед за матерью моей Родной – за Вами, Госпожа! Нет, в поднебесной не найти Прекрасной женщины такой, Из-за которой Госпожу Я согласился бы забыть! Любую бросить я готов, Чтоб поспешить за Госпожой И состоять при ней всю жизнь До окончанья дней моих. Поэтому я говорю, Что, если высидеть птенца Вы не возьметесь, то, увы, Его не высидит никто. Во власти Вашей его жизнь, Согреете – он оживет, А нет – он в холоде умрет. Я был бы мертв уже давно, Когда бы мне не помогал Врожденный мой веселый нрав, Вот им-то я и был согрет, Как страусиное яйцо. Известно: Страус, отложив Яйцо, заботиться о нем Не станет, и оно лежит В песке покинуто, одно. Но солнце, что тепло дарит И согревает все кругом, Спасает бедное яйцо, Вокруг него нагрев песок Живительным теплом лучей. И я как будто то яйцо, Что Страус выкинул в песок — Лишь солнце выжить мне дает, (То есть врожденный бодрый дух) И не способны мне помочь Никто из тех, кто пожелал Меня в возлюбленных держать, А мать покинула меня.