Без царства земного

Торгашова Дарья

Варда сполна насладился изумлением на лице Феано.

– Вижу, я угадал. Как раз в тон нынешнего вечера, госпожа, – молодой патрикий поцеловал ей руку. Феано неловко улыбнулась, чувствуя, что, приняв подарок Варды, она тем самым признает его особые права. Хотя, конечно, до помолвки это ничего не будет значить. И даже катание на лодке ничего не будет значить!

Тут начали прибывать остальные гости. Феано и патрикий Мелит любезно поприветствовали всех и пригласили в триклиний. Обычно женщины на пирах сидели отдельно от мужчин – так же, как и стояли в церкви; но, поскольку женщин

было всего две, – сама Феано и супруга Калодота Диогена, почтенная госпожа Евфимия, – они сели все вместе. Какое-то время хозяин дома занимал собравшихся своими историями; но потом Феано и Варда оказались в центре внимания. Феано предъявила подаренную поклонником статуэтку, и та вызвала общее восхищение, как и чернофигурная чаша Романа Мелита. Потом Феано, по просьбе отца, принесла кифару и сыграла для гостей. А Варда Мартинак спел лирическую песню о весне. У него был хороший голос, не хуже, чем у церковных певчих.

Феоктист все это время помалкивал, наблюдая за сестрой и гостями. Под конец, когда все начали расходиться, он попросил у отца разрешения задержаться. А Варда Мартинак, улучив минуту, подошел к патрикию Мелиту и пригласил Феано на свидание – прокатиться на лодке по заливу.

Роман Мелит нахмурился, испытывая понятные сомнения. А молодой аристократ улыбнулся и проникновенно прибавил:

– За безопасность и честь вашей дочери, патрикий, я ручаюсь жизнью. Разве я и мой отец не давние друзья вашего дома? Мы возьмем моего собственного охранника и гребцов.

– Нет, – неожиданно резко произнесла Феано. – Охранник будет мой! Мы возьмем Эйрика!

Самообладание на миг изменило Варде Мартинаку.

– Этого… Вашего варвара? После того, что он сегодня натворил в храме?

– Да, – внезапно произнес Роман Мелит. – Если Феано согласна, я отпущу ее прогуляться с вами, патрикий Мартинак, но только с нашим собственным охранником. Он дикарь, однако мы не раз имели случай убедиться в его надежности.

– Ну хорошо, пусть так. – Кажется, Варда понял, что для Феано этот вэринг важнее, чем простой наемник. Однако он больше ничем не выдал своих чувств.

Молодой аристократ сказал Феано, что придет за нею послезавтра в полдень; и, откланявшись, ушел.

Феано с облегчением вернулась в триклиний, где все еще сидел брат. Они с отцом немного побыли втроем, говоря обо всем на свете; Феоктист Мелит, как и Роман Мелит, мог поддержать любую тему. Потом Феано заметила, что уже совсем темно и на улицах Константинополя небезопасно.

– Может, Феоктист переночует у нас? – предложила она. – Он так давно не был дома.

– Отчего же нет? – улыбнувшись, ответил Роман Мелит. – Надеюсь, ты завтра свободен? – обратился он к сыну.

– Да, завтра как раз свободен, – ответил евнух. – Я рад принять ваше приглашение.

Он встретился взглядом с сестрой и догадался, что ей есть что еще ему сказать наедине. Феано повела брата наверх, чтобы приготовить ему комнату; но прежде того пригласила его к себе.

– Что же ты хотела мне показать, милая сестра? – спросил Феоктист, оглядевшись в девичьей спальне: он весело и заговорщицки улыбнулся. – Наверняка что-то, о чем батюшка не знает?

– Ты прав. Погоди, сейчас.

И Феано, опустившись

на колени, извлекла древний ящик со свитками из-под кровати: за эти дни она так и не нашла для него лучшего хранилища.

Глава 5

Они с братом засиделись так надолго, что комнатная служанка Феано, Елена, несколько раз заглядывала в спальню хозяйки, порываясь сказать, что господину Феоктисту приготовлены покои, а вода для умывания совсем остыла. Не говоря уже о том, что и госпоже давно пора было почивать. Но девушка сочла за лучшее не вмешиваться.

После того, как Феоктист услышал из сестриных уст историю обнаружения древних свитков, он сразу же загорелся мыслью разобраться в этом. Пожалуй, он увлекся даже более самой Феано. Он был царедворцем, но не в меньшей степени – книжником.

Феоктист долго сидел, шевеля губами и водя стилосом вдоль выцветших строк, сопоставляя слова и имена; а Феано завороженно наблюдала за братом, боясь шевельнуться. Под конец молодой евнух досадливо хлопнул себя по коленям, прикрытым светлым вышитым одеянием, и поднялся с места.

– Восковых табличек у тебя, конечно, в запасе нет?

– Есть, я часто сама веду счета, когда отцу некогда. Но лишних не найдется. Тебе ведь надо много записать? Ты что-то понял, правда?..

Феано вскочила с места.

Евнух приставил к губам кончик стилоса, в голубых глазах появился странный блеск.

– Кажется, понял. Но это требует многих трудов, сестра, и моих скромных знаний тут недостаточно… И я даже не знаю, решусь ли справляться у более ученых мужей, нежели я сам.

– Ты тоже не хочешь разглашать, – догадалась Феано. – Но что ты прочитал?

– Подожди, дай мне сперва табличку. Или, позволь-ка…

Феоктист, не дожидаясь разрешения, схватил восковую табличку с настенной полки, где они лежали стопкой. Там уже было что-то записано, но евнух не задумываясь стер сестрины пометки другим концом стилоса и, усевшись обратно, принялся быстро писать свое. Почерк у него был каллиграфический.

Он заполнил всю табличку и только тогда поднял глаза. Улыбнулся извиняющейся улыбкой.

– Я тебе пришлю чистых табличек. И папируса, наверняка тебе нужно, – сказал Феоктист. – У нас в ведомствах этого добра предостаточно.

Феано кивнула, сжав губы. Она обхватила ладонями локти: ее зазнобило.

– А теперь, может быть, ты соизволишь поделиться со мной своими учеными мыслями?

– Конечно! Прости, – Феоктист рассмеялся и, поднявшись, пододвинул ей стул. Они уселись рядом, и молодой евнух опять зашелестел свитками, переворачивая их ловко и осторожно.

– Первое – они на двух языках, древнегреческом и древнеперсидском. Это ты, конечно, поняла. Еще вероятно, что текст на одном языке дополняет текст на другом, поскольку они не могут быть не связаны…

– Я подумала, что персидский текст – копия эллинского, – заметила Феано. – Объем примерно одинаков.

– И я сперва так же решил, – Феоктист кивнул. – Это логично. Но тексты разные, хотя составлены современниками.

Феано вздохнула.

– Главное – о чем там идет речь, дорогой брат! Имеют ли эти свитки вообще какую-то ценность, или я просто обманулась?