Без черемухи
Шрифт:
– - И все молча терпит,-- прибавлял кто-нибудь.
– - Святая женщина. Хлебца бы ей снести, что ли, Степаниде-то. Третий день, говорят, не ела.
ГЛАС НАРОДА
Разнесся слух, что комитеты будут уничтожены и вместо них организуются Советы. Из Москвы с завода приехал Алексей Гуров и каждый день собирал около себя молодых солдат, вернувшихся с фронта, и говорил с ними о чем-то.
Старые члены комитета, в особенности лавочник, ходили встревоженные. Лавочник, поймав
– - Что делается!.. Только было начали налаживать, а они теперь все насмарку пустят. Ведь эта голытьба окаянная сама никогда ничего не имела и других теперь хочет по миру пустить.
Прежде, когда лавочник был председателем, он был строг и недоступен, и у мужичков уже начало накопляться недовольство им. Но теперь он стал такой хороший и разговорчивый, что все растрогались и говорили:
– - От добра добра не ищут. Нам новых не надо.
– - Ведь они все разбойники,-- говорил лавочник,-- ведь у них ни бога, ничего нет.
– - Это верно, о боге теперь не думают.
– - И потом, нешто они дело тебе понимают!
– - продолжал лавочник.-- На кажное дело нужна особая специальность, а они, кроме того, что глотку драть, ни на что больше не годны.
– - Это что там...
– - Мы трудились для вас, можно сказать, все начало положили, они хочут готовенькое подцапать, а нас долой. Правильно это?..
– - Кто там хочет!
– - послышались голоса.-- Мы выбирали вас, значит -- наша воля. Нам нужны дельные, одно слово, чтоб человек основательный был. А это что... Голытьба! Так она и всегда голытьбой будет не хуже этого Алешки. В пальто ходит и думает... Когда только этот корень окаянный выведется!
– - Значит, поддержите?
– - спрашивал лавочник.
– - Не опасайтесь. Мы за вас, как один человек, поднимемся... Глас народа, брат, одно слово. Раз уж мы выбирали, на вас положились, значит, крышка.
– - А то придут какие-то голодранцы, у которых материно молоко на губах не обсохло, и пожалуйте, выбирайте их.
– - Силантьич просит того... чтобы поддержать его,-- говорили мужики тем, которые не присутствовали на беседе.
– - Это можно.
– - Ну видишь, все, как один человек, за тебя стоят. Ставь брат, магарыч. Не выдадим! Хоть иной раз и прижимал нашего брата, ну, да что там, без этого нельзя.
– - Ведь обязан был, на основании,-- говорил лавочник.-- Ежели бы моя воля, так я бы со всеми, как с братьями. А ежели иной раз за дело, так ведь сам понимаешь -- нельзя.
– - Правильно!
– - говорили мужики.-- А что строг бывал, так с нашим братом иначе и нельзя; ты с ними хочешь по-благородному, а они тебе в карман накладут.
– - Значит, буду надеяться?..-- спрашивал лавочник.
– - Сказано уж, чего там! Прямо как один человек встанем.
В воскресенье около школы толпились мужики. Все сидели на траве, на бревнах, курили, говорили и поглядывали на дверь школы, куда пошли молодые солдаты с фронта с высоким человеком в пальто с барашковым воротником.
– - Что-то они
– - Хочут умными себя показать.
Из школы вышел солдат и позвал всех на собрание.
В передней части школы, где обыкновенно заседал президиум комитета, за столиком сидел Алексей Гуров, и около него два молодых солдата в шинелях и в шапках.
– - Шапки-то можно бы и снять,-- сказал кто-то негромко в задних рядах.
– - У них головы воздуху не терпят,-- ответил насмешливый голос.
Лавочник стал на виду у окна передней части школы и водил глазами по лицам. Все ему подмигивали. Степан, товарищ председателя, кротко сидел на подоконнике. Николая-сапожника не было видно,-- очевидно, опоздал на собрание.
Сидевший за столом Алексей Гуров, так же, как и лавочник, тоже смотрел на все, как бы следя, чтобы не было лишней толкотни и чтобы все скорее расселись. Лицо его было серьезно. Он не узнавал знакомых, как будто совсем не тем был занят.
– - Словно начальство какое... Сел себе за стол, никто его не просил... Чего же это Силантьич-то молчит?
– - Нахальный человек, и больше ничего,-- кому охота связываться.
– - Все равно. Раз против него все, тут сколько ни нахальничай, толку не будет,-- говорили в разных углах.
– - Сели?
– - раздался голос сидевшего за столом.
– - Сели...-- сказали недовольно сзади.
– - Ну, вот и ладно. Вы прежним президиумом довольны?
– - Довольны!
– - сказали дружно голоса, и многие посмотрели при этом на лавочника.
Лавочник опустил глаза.
– - Хорошо. Теперь по декрету комитеты отменяются. На их место приказано организовать Советы. Президиум можете оставить старый, можете выбрать новый.
– - Думали, нахальничать будет, а он -- ничего, по-благородному,-- послышался после некоторого молчания голос из угла.
– - Малый как будто ничего...
– - А чем вы довольны старым президиумом?
– - спросил Алексей.
Все молчали.
– - Землю они вам разделили?
– - Насчет земли разговор был,-- сказал нерешительный голос.
– - А дележа не было еще?
– - Подождать велели,-- ответил тот же голос.
– - Значит, ждете по собственному желанию?
– - По собственному... чтобы по порядку все было,-- сказал Иван Никитич,-- а не зря.
Он хмуро сел, взглянув при этом на лавочника. Тот тоже посмотрел на него.
– - А еще насчет чего разговор был?
– - Мало ли насчет чего...-- ответил опять неохотно голос сзади.
– - Насчет хлеба был. Хлеб и скотину уже поделили.
– - А у кого она, эта скотина-то?
– - спросил Алексей.
– - К прасолу в гости пошла...-- сказал Семен-плотник,-- она богатых дюже любит.
– - Вот, вот,-- послышалось несколько голосов,-- бедным дали, а она опять к богатым прибежала.
– - Так...-- сказал Алексей; он все сидел за столом и держал в руках карандаш, повертывая его за рубчики.-- А сеять на помещичьей земле будете?