«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
Едва он сел к столу и взялся за бумагу, как явился Меншиков.
— Мин херц, может, поджечь фейерверк-то? А то, не ровен час, дождь начнётся.
— Поджигай.
— Есть! — обрадовался Алексашка.
— Да рожу-то не опали.
— С чего ради, чай, она своя, — усмехнулся Меншиков и исчез за дверью.
Пётр начал писать: «Милостивый государь, ваши депутаты сегодня, поздравив меня от вашего имени, не только поступили неприветливо, но даже причинили нам такую досаду, какой я никогда не ожидал от вас, как от моего искреннего друга, а что ещё хуже, они, не заявив об этом и не
За окном под крики «Ур-ра-а-а!» взмывал вверх фейерверк, а по улице в сторону Кёнигсберга спешил первый преображенец Сергей Бухвостов, неся за пазухой письмо бомбардира, а в кармане драгоценный рубин. И сопровождали его два преображенца с заряженными мушкетами. Надо было спешить, дабы поспеть возвратиться к отплытию.
10
Взглянуть на дикарей
Несмотря на то что Пётр путешествовал инкогнито и грозил карами всякому спутнику, посмевшему бы проболтаться о нём, уже после Кёнигсберга при многих европейских дворах знали, что с Великим посольством едет сам царь.
Ганноверская курфюрстина Софья, узнав, что у зятя Бранденбургского курфюрста Фридриха вот уже несколько недель гостит русский царь, немедля отправилась в дорогу.
Приехав в Берлин, явилась к дочери Шарлотте и, едва поцеловавшись, спросила:
— Где он?
— Кто, мама?
— Ну царь этот московитский.
— Был в Пиллау, насколько мне известно.
— А разве он в Берлин не приезжал?
— Нет. Я уж говорила Фридриху, привези его сюда, так он говорит: ему не до этого, царю то есть, взялся стрелять учиться, крепость в Кёнигсберге всю излазил.
— Как бы хотелось повидать его, Шарлотта.
— А мне, думаешь, не хотелось бы.
Вскоре приехал сам курфюрст Фридрих, тёща и жена напустились на него:
— Почему не привёз царя?
— Только в Берлине мне его не хватало. Он с его посольством и так влетел мне в копеечку. Сто пятьдесят тысяч талеров улетело на этого гостя. И всё зря.
— Почему же зря? — спросила тёща.
— Ни в какую не захотел заключать договора о военном союзе. Как только я его не обхаживал. Штернфельду велел его артиллерийскому делу учить, мало того, он подсунул ещё мне волонтёров своих для учёбы. А на прощанье оскорбил моего канцлера и едва не поколотил его.
— Боже мой! — воскликнула Софья. — Какой дикарь! За что же он?
— А иди спроси. У него был день тезоименитства, он пригласил меня, а я был занят.
— Ну здесь, зятёк, ты тоже поступил не лучшим образом.
— Да, Фридрих, это было невежливо с твоей стороны, — согласилась с матерью Шарлотта.
— А с его стороны вежливо? Он даже запрещает себя величеством называть.
— Как? — едва не в один голос воскликнули мать с дочкой. — А как же?
— Говорит, зовите бомбардиром или командором, а лучше герр Питером.
— Ой как интересно, — едва не захлопала в ладоши Шарлотта. — Как
— Он отплыл из Пиллау на двух кораблях, я дал им. Ему хотелось бы плыть до самой Голландии, однако пришлось высаживаться в Кольберге на берег. Дело в том, что царь изрядно насолил французам, не дав принцу де Конти стать польским королём. И, как я догадываюсь, французы, обозлясь, выпустили в море каперов. Вот бы им приз был — захватить русского царя. Мои капитаны посоветовали ему не рисковать. Он послушался и отправился посуху.
— Так где же он?
— Наверное, в Ильзенбурге или в Блоксберге.
— Что он там делает?
— Осматривает железные заводы.
— Зачем?
— А спроси его. Я не удивлюсь, если он встанет с ломиком к плавильной печи и сам начнёт пробивать летку.
— Мама, мы должны увидеть его, — решительно сказала Шарлотта.
— Но как?
— Мы поедем в Коппенбург, он, едучи с заводов, никак не минует его.
— Верно, дочка.
— Я тоже хочу с вами, — заявила стоявшая в дверях Доротея — десятилетняя принцесса.
— А ты как тут оказалась?
— А я через дверь услышала, что вы про какого-то дикаря говорили. Я тоже его увидеть хочу.
— Милочка, это не дикарь. Это царь русский, — сказала Софья.
В дверях появился принц Георг, взглянув несколько свысока на сестрёнку, молвил твёрдо:
— Если уж берёте Доротею, то я тем более дома не останусь.
И уж назавтра кавалькада чуть ли не из двадцати карет выехала из Берлина. Курфюрстины, мать и дочь, взяли с собой и слуг, и поваров, и парикмахеров, и камергера. И захватили с собой даже итальянских певцов с музыкантами, гастролировавших в эти дни в Берлине. Им очень хотелось чем-то удивить царя, они слышали, что в Московии медведи по улицам ходят, а родители нередко поедают своих детей, цари рубят своим подданным головы и пьют вёдрами водку. Разве не дикари? Именно поэтому по совету Фридриха принцессы везли целый воз с вином как в бутылках, так и бочонках. Запаслись и провизией не на один день, и посудой серебряной фамильной. Ну и, конечно, гору нарядов везли в отдельной карете.
В Коппенбурге, маленькой деревушке, конечно, не было строений, достойных столь высоких дам, однако на окраине стоял старый большой дом, к которому и подъехала вся кавалькада. Тут же курфюрстина Софья приказала камергеру:
— Вилли, ступай в деревню и узнай, не проезжал ли царь.
Камергер ушёл. Хозяев дома, двух стариков, напуганных неожиданным появлением высоких гостей, немедленно отправили к соседям. Повара развели на кухне огонь, перетащили туда всю провизию и посуду и принялись готовить обед для всей оравы.
Софья и Шарлотта чуть ли не час просидели в карете, дожидаясь, пока комнаты этой развалюхи будут приведены в божеский вид — выметен мусор, перемыты полы, окна. За это время вернулся из деревни камергер.
— Ну? — спросила Софья.
— Нет, не проезжал, сказали.
— Это точно?
— Точно, ваше высочество. Они только от меня услыхали, что здесь будет проезжать царь.
— А не проедет ли он другой дорогой? — засомневалась Шарлотта.
— Да нет, с заводов в сторону Голландии тут дорога через Коппенбург только.