«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
— ...Наш государь велел передать вам благодарность за присылку инженеров, оказавших армии нашей неоценимые услуги при взятии Азовской крепости.
— Мы рады, что смогли помочь великому государю в его битвах с неверными. Там на полях сражений родилось прекрасное чувство притяжения между нашими народами, и оно должно час от часу крепнуть, и мы, государи, не должны мешать ему в его естественном стремлении к объединению.
«Ах ты, лиса бранденбургская, звон куда метнул».
Однако волновался Пётр напрасно, сии обоюдные любезности ничего
В то время как внизу в одной из комнат шли переговоры, курфюрст и Пётр стояли наверху у окна и любовались фейерверком, взмывавшим в небо в честь Великого посольства.
— Ну как они там, — бормотал курфюрст, — договорятся до чего-нибудь?
— Не беспокойся, дорогой Фридрих, обязательно договорятся, — успокаивал Пётр, тщательно скрывая собственное волнение.
— Ты бы, Питер, хоть сказал бы им.
— Я здесь лицо частное, Фридрих, и стараюсь не вмешиваться в посольские дела. У меня другая задача.
— Какая?
— Как можно больше увидеть, узнать, научиться, дабы нести эти знания моему народу. Понимаешь?
— Понимаю. Кстати, как твоя учёба у инженера фон Штернфельда?
— Великолепно. Я уже сдал практику, не сегодня-завтра сдаю теорию. Скажу тебе честно, он специалист отменный. Научил меня и порох составлять, и высчитывать варианты пушек, мортир при их отливке. Я ему очень благодарен. И дивлюсь, что такой специалист ходит у тебя в подполковниках.
— А сам-то ты? — усмехнулся курфюрст. — Государь великой России, а всего лишь бомбардир или ещё командор.
— По знаниям и звания, дорогой Фридрих. Государь я по рождению, а командор по знаниям. Буду много знать, заслужу делом, даст Бог, и в генералы выйду. А твой Штернфельд у меня бы уже давно генералом был, ей-богу. Он заслуживает.
— Ладно. Уговорил. Присвою ему полковника.
Пётр оказался прав. Великие послы договорились с министрами Фридриха и даже подписали договор. Но не тот, на котором настаивал курфюрст Бранденбургский — не наступательно-оборонительный, а торговый.
Фридрих, узнав, был несколько обескуражен, но Пётр, полуобняв его, утешал:
— Милый Фридрих, ну что тебе эта бумага — договор? Что тебе её, на лоб клеить, что ли? Я думаю, слово государево ценнее всех этих бумажек. А? Ты согласен?
— Ну и что?
— Как что? Я тебе даю слово, что в обиду тебя никому не дам. Ты веришь мне?
— Эх, Питер, ты же частное лицо ныне, сам же говоришь.
— Отринь на миг. Я великий государь России, и вот тебе моё слово: кто нападёт на тебя, станет и моим врагом.
— И шведы?
— И шведы, и англичане, да хоть сам чёрт.
— Но почему ты не хочешь письменно это закрепить?
— Да пока я связан войной с Турцией, я не могу искать себе ещё и второго врага. Дай Бог с одним управиться.
— Ну, Турция от нас эвон где, — усмехнулся кисло курфюрст, — за тридевять земель.
— Вот видишь, я же это учитываю. Почему же ты не войдёшь в моё положение?
— Ладно, чего уж там, — вздохнул Фридрих.
Пётр поймал руку курфюрста, сжал в своей мозолистой и сильной ладони, мягкую и нежную, тряхнул крепко.
— Вот моё слово, Фридрих. Веришь?
— Верю, верю, Питер, — изморщился курфюрст, пытаясь освободить руку из этих тисков. Пётр сам догадался отпустить её.
На следующий день он явился к Штернфельду аттестоваться по теории.
— Герр Михайлов, если вы ответите на три вопроса без запинки, я более не задержу вас.
— Задавайте, герр подполковник.
— В каких пропорциях составляется порох?
— Семьдесят пять частей селитры, пятнадцать древесного угля и десять частей серы, — отчеканил, не задумываясь, Пётр.
— Какое дерево предпочтительнее для пороходеланья?
— Для пороходеланья надо использовать малоплотные породы, как-то: ива, орешник, тополь, черёмуха, осина, липа в возрасте не моложе двух и не старше десяти лет.
— Для какого калибра орудия предназначено двадцатичетырёхфунтовое ядро?
— Для шестидюймового орудия, господин подполковник.
— А двенадцатифунтовые ядра?
— Для четырёх и восьми десятых дюйма.
— Вполне достаточно, герр Михайлов, пришлите завтра ко мне вашего денщика за аттестатом. Вы обратили внимание, сколько я задал вам вопросов?
— Обратил, герр подполковник.
— Сколько?
— Вы обещали три, а задали четыре вопроса.
— Молодец, герр Михайлов. Теперь я убеждён, что мне не придётся краснеть за вас. Идите...
На следующий день сияющий Меншиков принёс аттестат, написанный ровным каллиграфическим почерком на немецком языке. Пётр позвал Шафирова, подал ему аттестат:
— Переведи, Петро.
— «Сие свидетельство выдано господину Петру Михайлову, — читал Шафиров, — в том, что благоупомянутый господин в непродолжительное время, к общему изумлению, такие оказал успехи и такие приобрёл сведения, что везде за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника почитаем быть должен. Чему свидетельствует главный инженер прусских крепостей фон Штернфельд и печать свою и руку прилагает».
— Алексашка, — позвал Пётр.
— Да, мин херц, — подскочил Меншиков.
— Возьми «сорочку» соболей и отнеси ему, скажи, сия плата ему за науку.
— Не жирно, мин херц?
— Марш. Исполняй.
9
Дела польские
Собственный успех в огнестрельном мастерстве был недостаточен для Петра. Затребовав список волонтёров, он сам отобрал пять человек и велел Меншикову: