«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
Корнелий побежал с этим письмом к цирюльнику, так как это был человек уважаемый в Саардаме, которого знали все, и он знал всякую собаку.
— Виль, прочти вот письмо от сына. Что ты на это скажешь?
Цирюльник прочёл с интересом, взглянул на старика и промолвил:
— Вполне может быть, Корнелий, что к нам приедет сам царь. Вполне.
— Ну а к тебе такой господин не являлся?
— Да нет вроде.
Так сидели они и мирно беседовали, как вдруг дверь отворилась и на пороге появились русские плотники. Корнелий
— Свят, свят, — пробормотал испуганно Корнелий, словно сон увидел нехороший.
— Бреем? — спросил плотник громко.
— Б-бреем, — сглотнув от волнения слюну, промямлил Виль.
Великан прошёл к креслу, сел, взглянул на себя в зеркало, провёл ладонью по щетине. Приказал:
— Всё снять. Оставить лишь усы над губой.
Цирюльник, взбивая трясущимися руками мыло в стакане, не знал, как подступиться к делу. Он видел эту самую бородавку, вот она рядом, и голова у клиента нет-нет да встряхивалась. Порой у Виля перехватывало дыхание: «Господи, царь! Вне всякого сомнения. Он! Как же мне быть? Проклятый Корнелий подсунулся со своим письмом. Лучше б я ничего не знал. А теперь как же я буду брить? У меня ж руки трясутся, как у пьяницы. Боже мой!»
— Ну чего ты? — покосился на цирюльника клиент, и взгляд его словно молнией ударил бедного Виля.
— Сейчас, сейчас я, — лепетал Виль, затягивая время в надежде, что руки наконец перестанут трястись. Взбил мыло, взялся точить на оселке бритву.
— Ты что, пьян? — неожиданно спросил Пётр.
— Нет, что вы, сударь...
— Ладно. Я сам управлюсь, — сказал клиент и начал намыливать лицо, потом забрал бритву из рук оробевшего цирюльника. Побрился. Сказал другому, такому же долговязому:
— Садись, Алексашка.
Быстро побрил его, оставив такие же, как у себя, усики. Бросив на столик серебряный гульден, молвил:
— Не за работу, за инструмент.
И вышел вместе со спутниками. Старик Корнелий, не произнёсший ни звука за всё это время, наконец прошептал из угла:
— Это он, ей-богу он. Что ж у тебя заколодило-то, Виль?
— Небось заколодит. Выше бургомистра ещё никого не брил. А тут царь, аж коленки затряслись. Принесло тебя с письмом.
Так из цирюльни выпорхнул слух, что в Саардаме живёт русский царь. А уж на следующий день докатилось до Амстердама: русский царь в Саардаме.
Ночью Грета приступила с расспросами к мужу:
— Ты что ж, старая перечница, не сказал мне, что у нас царь поселился? А?
— С чего ты взяла? — прошептал Геррит так, чтоб не услышали за стеной.
— Да весь посёлок болтает, что у Кистов живёт царь.
— Мало ли чего наболтают. Это плотник герр Питер, мы с ним вместе на верфи...
— Хватит болтать, — зашипела Грета змеёй гремучей.
Ничего не поделаешь, доняла-таки жена мужа, допекла.
— Ладно, —
— Что я, дура, что ли?
— Он действительно царь. Но хватит об этом. Молчок. И ему-то не проговорись, что знаешь. Он герр Питер. И всё.
Однако утром, едва квартиранты ушли на верфь, к Кисту явилось несколько соседей.
— Ай, Геррит, как нехорошо.
— В чём дело? — удивился Кист.
— У тебя живёт царь, и ты хоть бы словечко.
— Какой царь?! — возмутился Кист. — Это московский плотник Питер Михайлов, мы с ним вместе работали на верфи в Воронеже.
— Ну, ну. Вон Корнелию письмо из Москвы от сына пришло. Там так и написано: в Саардам приедет царь. И все приметы его совпадают с твоим плотником.
— Мало ли что написал сын Корнелия, — стоял на своём Кист. — Это плотник герр Питер, мы с ним работали на верфи, мы с ним из одного котла ели, мы...
Он не успел договорить, жена грохнула по столу уполовником, выкрикнула с возмущением:
— Ненавижу-у-у! Ненавижу, когда ты врёшь!
То самое шило, которое таится в мешке, укололо Киста в самое неподходящее время и в непотребное место. Вот тут и доверяйся жёнам.
Пётр решил после обеда уйти с верфи и посетить местные заводы: лесопильный, бумагоделательный, маслобойный. Предупредив об этом баса Ригге, он постарался до обеда выполнить дневной урок и где-то после часа дня вышел с верфи.
У старухи, сидевшей на дороге, он купил слив и высыпал их в шляпу. Шёл, с аппетитом ел, выплёвывая косточки. Едва взошёл на мост, как к нему подбежали мальчишки.
— Дядя, дай нам слив.
Пётр насыпал им в пригоршни. Едва эти отстали, как явились другие, уже постарше и группой побольше.
— Эй, долговязый, дай слив.
— Марш, нахалы! — рассердился Пётр и пошёл дальше.
И тут у самого уха прожужжал камень. Пётр оглянулся и едва не получил камнем в лоб, инстинктивно увернулся от него.
— Что вы делаете, мерзавцы?! — вспылил Пётр, от возмущения у него затряслась голова.
А мальчишки, следуя в отдалении, продолжали бросать камнями, палками, песком. Не имея возможности избавиться от них, Пётр вбежал в гостиницу «Три лебедя» и, увидев её хозяина, вскричал грозно и требовательно:
— Дайте мне немедленно бургомистра!
— Сейчас, сейчас, господин, — пробормотал хозяин, почувствовав в голосе иностранца властную интонацию. «Господи, наверно, он и впрямь царь. В глазах-то гром и молния». За бургомистром немедленно послали, и через несколько минут хозяин городка предстал перед грозные очи иностранца:
— Чем могу служить?
— Что у вас творится? — загремел Пётр. — Какие-то мальчишки не дают взрослым прохода, бросаются камнями, грязью. Вы кто тут, хозяин или тряпка?