«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
— За то, что хотели добра нам. И простите, что я тогда наорал на вас.
В тот же день явился в Саардам посланец от главы Великого посольства.
— Господин бомбардир, адмирал Лефорт просил вас прибыть завтра к торжественному въезду посольства в Амстердам.
— Ну вот, — обернулся Пётр к Меншикову. — А ты говорил, зачем нам буер? Вот на нём и пойду в Амстердам.
— А мы, мин херц?
— Вы оставайтесь. Учитесь не только топором махать, это можно и дома, а строить корабль по правилам, а не так, как в Воронеже было, абы как. Я въеду с посольством в Амстердам
12
В Амстердаме
Торжественный въезд Великого посольства в Амстердам происходил 16 августа. В первых золочёных каретах ехали великие послы в богатых, шитых золотом одеждах, за ними следовала их свита и охрана, и где-то перед телегами с багажом посольства ехала карета, в которой сидел бомбардир в обычном зелёном кафтане, надвинув на глаза шляпу. Он и сюда въезжал инкогнито, хотя бургомистр Амстердама Николай Витзен уже знал о его присутствии в Голландии, знал по сообщениям из Саардама. Он был лишь наслышан о Петре, но никогда его не видел. И поэтому после приветственных речей с той и другой стороны тихонько спросил Лефорта:
— Господин посол, не будете ли вы столь любезны представить мне вашего... гм... — Витзен заколебался, соображая, как сказать, не нарушив инкогнито царя, и наконец нашёлся: — Вашего саардамского плотника.
— С удовольствием, господин бургомистр. — Лефорт повернулся и направился к Петру, возвышавшемуся среди свиты.
— Герр Питер, бургомистр хотел бы поговорить с тобой.
— Хорошо, — отвечал Пётр, — после протокола, когда вы удалитесь, я останусь один. Но скажи ему, чтоб никого здесь не было и с его стороны.
Так и было сделано. Великие послы торжественно представились правителям Амстердама, прослушали в ответ не менее торжественные приветствия и изъявления в дружбе и любви и удалились со всей свитой. Ушли по знаку Витзена и его помощники, принимавшие участие в церемонии встречи.
В большом зале магистрата остались двое — несколько одутловатый и погрузневший бургомистр Амстердама Николай Витзен в синем камзоле с золотыми отворотами и в блестящих башмаках с серебряными пряжками и высокий стройный бомбардир в тёмно-зелёном кафтане с оловянными пуговицами и в сапогах, увы, давно не чищеных.
— Я приветствую ваше величество, — торжественно произнёс Витзен на чистом русском языке. И именно это обстоятельство приятно удивило Петра.
— Вы знаете наш язык, господин бургомистр?
— Я как же. Я бывал в России.
— Когда?
— О-о, тому уж... сколько же? — Витзен на мгновение взглянул вверх. — Да. Без малого тридцать три года тому. И я написал о вашей стране книгу.
— Да? — ещё более заинтересовался Пётр. — Почему же я её не знаю? Как она называется?
— Название несколько скучноватое: «Татария восточная и южная». А не знаете вы её, видимо, потому, что написана она на голландском языке, ваше величество.
Пётр поморщился:
— Дорогой бургомистр, давайте без «величеств».
— А как?
— Зовите меня просто герр Питер.
— Но как-то неловко вас, царя, и по имени.
— Ну тогда Пётр
— Меня Николай Корнелий.
— Ну значит, по-нашему, Николай Корнеевич.
— Пусть будет так, — улыбнулся Витзен.
— Николай Корнеевич, я надеюсь, вы подарите мне сию книгу?
— С удовольствием, Пётр Алексеевич, но учтите, она на голландском.
— А я знаю ваш язык. Так что мы квиты, Николай Корнеевич.
— Квиты, — засмеялся Витзен, — ей-богу, забыл, что это значит.
— Квиты — значит в расчёте с вами. Вы знаете мой язык, я — ваш, вот и квиты.
— Ах, вот в чём дело. Хорошее слово «квиты».
— Николай Корнеевич, если вы были у нас тридцать три года назад, когда, кстати, меня ещё и на свете не было, значит, вы виделись с моим отцом?
— Увы, видел, но не виделся. С ним говорил посол, а я в посольстве был в должности незначительной, Пётр Алексеевич.
— Как я, — улыбнулся Пётр.
— Не совсем, Пётр Алексеевич. Далеко не совсем.
— Но с кем-то ж вы были знакомы?
— С патриархом Никоном был очень близок.
— Ну, Никон нам дров наломал [39] , Николай Корнеевич, до сих пор расхлебаться не можем.
— Что так?
— Церковь расколол. Конечно, без умысла, но всё же.
39
...Никон нам дров наломал... — Никон (Никита Минов) (1605—1681) — русский патриарх в 1652—1666 гг. Провёл церковные реформы, ставшие причиной раскола Православной Церкви. Вмешательство Никона во внутренние и внешние дела государства с тезисом «Священство выше царства» вызвало его разрыв с царём Алексеем Михайловичем.
— А как?
— Провёл церковную реформу, исправил старопечатные книги. Тогда явились защитники старого, и пошло-поехало. До самосожжений дошло.
— А мне он показался умным человеком.
— Наверно, не дурак был, раз реформу затеял. Но с отцом моим не поладил.
— В чём?
— Объявил своё священство выше царского. Отец и выслал его. А в тысяча шестьсот шестьдесят седьмом году на соборе его лишили и сана патриарха.
— А когда он умер?
— Да ещё при моём брате Фёдоре, в тысяча шестьсот восемьдесят первом году. Брат пожалел его, решил из ссылки к Москве воротить, а он в дороге и помер. Не доехал, царствие ему небесное. — Пётр быстро перекрестился. — Значит, Николай Корнеевич, вы по России поездили, раз книгу написали.
— Нет, герр Питер, — вздохнул Витзен. — На какие шиши мне было тогда раскатываться? Сейчас я бы смог, но уж силы не те. А тогда был молод, вроде вас, но средств не было.
— А как же вы книгу написали?
— А расспрашивал всех, кого мог найти на Москве: казаков, калмыков и даже самоедов, ваших же послов донимал. И потом, мне позволяли некоторые документы переписывать. И они шли в дело. Донесения с разных концов страны. Так и наскрёб.
— Вот видите, вы Россию, наверное, лучше меня знаете.