«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
Поймав взгляд Петра, скользнувший по картинам, висевшим на стенах, король спросил:
— Вам нравятся картины?
— Да как сказать, — пожал Пётр плечами. — Вроде ничего.
И тут взгляд его упал на какой-то механизм, стоявший на столике в углу кабинета.
— Что это за прибор? — спросил Пётр.
— Это механизм для определения направления и силы ветра.
— Да? — Пётр вскочил и направился туда. — Вот это интересно.
Вильгельм, поднявшись с дивана, пошёл следом за гостем. И стал объяснять несложное устройство:
— Вот видите, эти неподвижные штанги
— Да, да, да. А вот эти короткие — промежуточные румбы, — догадался Пётр.
— Совершенно верно. И когда дует ветер, вот эти оперения поворачивают стрелу навстречу ему.
— Так, так. — Пётр повертел прибор. — Это очень интересно. Ворочусь домой, обязательно сделаю такой же. Эту деталь выточу на токарном, эту откую в кузнице. Всё, ваше величество, я запомнил. Сделаю такой же обязательно.
— Я верю, — усмехнулся снисходительно король. — Мне говорили, что вы владеете многими ремёслами.
— Да. А разве это плохо?
— Ничуть, мой друг, ничуть. Но для монарха, увы, не это главное. Не это, мой друг.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, ваше величество. Но это если у вас в стране отличные строители, моряки, мастера. А если у меня нет ни того, ни другого, что прикажете делать? Как я могу заставлять подданных строить корабль и плавать на нём, если сам не овладею и его постройкой, и управлением на море? Нет. Я считаю, сперва я должен освоить мастерство, а потом уж и требовать этого же с подданного. А он возьмёт да и скажет: «А сам-то умеешь ли?» Что я отвечу?
Вильгельм улыбнулся, слушая своего юного гостя, в глубине души завидуя ему, его молодости, любознательности. И одновременно осуждая: «Какой же он царь? Матрос! Плотник! Но только не монарх».
Уже Пётр с бургомистром готовились отъезжать, стояли у кареты, когда Витзена потребовали к королю.
— Я вас очень прошу, господин директор, всюду сопровождать его. Этот молодой человек завидно любознателен. Удовлетворяйте его любопытство насколько возможно, пожалуйста, — сказал Вильгельм.
— Хорошо, ваше величество.
— Когда его посольство намерено отправляться в Гаагу и приступать к переговорам?
— Наверно, где-то в сентябре.
— А в чём задержка?
— В нём же.
— Не понял вас.
— Ну, послы хотят дать ему от души потрудиться на верфи.
— A-а, — улыбнулся Вильгельм. — Ну что ж, ладно. Пусть трудится. Вы думаете, у них получится корабль?
— А как же, ваше величество. Мастер Поль ими доволен, говорит, что построят раньше срока.
— Ну что ж, дай Бог, дай Бог. Вы свободны, Витзен. Езжайте. Не забудьте о моей просьбе, пожалуйста.
15
Драка в харчевне
Из Архангельска и Холмогор прибыло ещё пополнение русских учеников для изучения «морского хода». Их было двадцать три человека, все незнатных фамилий, но они обрадовали Петра тем, что прибыли в Амстердам морем, а главное, в пути были не просто пассажирами, а матросами.
— Эти хлеб даром есть не будут, — говорил о них Пётр с удовольствием.
Оно и действительно, все они
Таким образом, с приездом поморов в нашем полку прибыло. А потому ближайшая от посольского двора харчевня не бедствовала, имея таких молодых и прожорливых посетителей. Ели они всё, что подавали, а в воскресные дни и пили вполне исправно, нередко упиваясь до бесчувствия, что среди русских считалось делом обычным.
Господин бомбардир сие не осуждал, потому как и сам был в свободное время привержен Ивашке Хмельницкому, как изящно именовал он попойки, о которых регулярно мимоходом сообщал своим московским корреспондентам даже в деловой переписке, получая и от них обстоятельные отчёты о выкрутасах Мельницкого в Москве.
И вот в один воскресный день среди перепившихся русских волонтёров и солдат началась в харчевне драка. После того как прозвучал известный клич: «Наших бьют!» — она переросла в мамаево побоище. А поскольку там все были «наши», то нейтральных не случилось. Изрядно досталось и хозяину харчевни, пытавшемуся спасти посуду и мебель от погрома. Даже окна не уцелели.
Господин бомбардир узнал о случившемся в своей клетушке в домике канатного мастера, где корпел над чертежами фрегата, намечая работу на понедельник. И поскольку запахло международным скандалом, так как харчевня была амстердамская — не московская, Пётр тут же отправился на место побоища.
Хозяин харчевни с синяком под глазом и с шишкой на лбу всё допытывался у верзилы-бомбардира:
— А за что меня? А? Я-то чем виноват?
Бомбардир знал, чем виноват голландец (не лезь под горячую руку), но более отмалчивался, осматривая «поле битвы» и в уме прикидывая, в какую копеечку это влетит Великому посольству. И поскольку он не привык откладывать никаких дел, тут же приступил к расследованию, по-московски — к розыску.
Помогал ему Адам Вейде [43] , в силу своего офицерского звания не опустившийся до злополучной харчевни, а потому бывши трезв, как и сам бомбардир. Адам притаскивал очередного участника потасовки, которому рассвирепевший Пётр задавал один и тот же вопрос:
— Кто начал?
И хорошо, что бомбардир пошёл по свежему следу, не дав протрезветь драчунам. Отложи он розыск до понедельника, вряд ли нашёл бы концы. У пьяных язык не на привязи, таиться не умеют.
43
Адам Вейде (1667—1720) — военачальник, генерал от инфантерии. В 1696—1697 гг. изучал военное и морское дело во Франции, Австрии и Англии. В 1698 г. составил воинский устав, который в течение нескольких лет служил руководством в русской армии.