Без ума от графа
Шрифт:
В раздумье Гриффин смотрел на лист бумаги. Раньше он не знал, какие чувства движут автором письма — то ли злоба, то ли обида. Теперь же не могло быть никаких сомнений — шантаж.
Да-да, шантаж. Отправителю нужны были деньги, и он теперь перешел к угрозам. Однако Гриффин прекрасно понимал: заплати шантажисту один раз — и будешь платить до конца жизни. Но у него не было ни малейшего желания разыгрывать из себя дойную корову.
Ведь должен быть способ обнаружить отправителя писем. Скорее всего злостный распространитель слухов в Пендон-Плейс и писавший
Вдруг Гриффин вспомнил, что однажды видел бумагу, написанную рукой Крейна. Да-да, пару раз он видел бумаги, написанные Крейном, когда просматривал деловые счета, оставшиеся после смерти деда.
Он подозревал Крейна, и, надо сказать, у него имелись на это основания. Бывший управляющий был нечист на руку, склонен к мошенничеству и вообще прихватывал все, что плохо лежит. Пропавший скот, исчезнувшее собранное зерно — как справедливо полагал Гриффин, все это были проделки Крейна.
Хотя по здравом размышлении подобные послания были не в духе Крейна. Как деловой человек бывший управляющий не стал бы тратить время, бумагу и чернила на пустые угрозы.
А если у писавшего была иная цель — держать Гриффина в постоянном напряжении, а когда у него сдадут нервы, потребовать сразу побольше денег, лишь бы только шантажист хранил молчание?
Впрочем, для Крейна это было не характерно. Если бы он знал правду, то не стал бы ждать, сразу использовал бы подобные сведения в своих интересах, стремясь извлечь из них скорейшую и максимальную для себя выгоду.
— Гриффин, лорд Девер опять напоминает о том... О, ты занят, извини.
Подойдя поближе, она заметила его хмурое лицо.
— Что случилось? Что-то не так?
— Нет-нет, все в порядке, — ответил он, пряча письмо в нагрудный карман. — Да, что говорит Девер?
Она смотрела на него с тревогой в глазах. В них было еще что-то.
Душевная боль, вот что. Она увидела, как он прятал от нее письмо, и ей явно хотелось узнать, что там написано. Он не собирался рассказывать ей правду, но вкравшаяся между ними ложь не сулила ничего хорошего, ложь разделяла их.
Раскаяние овладело им. Ему захотелось рассказать ей обо всем, но ведь он обещал никому ничего не говорить. Это была не его тайна.
Она что-то говорила о бале; о Боже, она все время трещит об одном и том же, совсем не обращая внимания на то, что волнует его.
Он нахмурился.
— Бал? Здесь, в моем доме? Ты что, шутишь?
— Нисколько. Мы в Лондоне уже целый месяц, пора выводить Жаклин в свет. Она уже немного привыкла, держится более уверенно, кое с кем познакомилась, так что все идет как надо. Мы вовсе не бросили ее в море, кишащее акулами.
Розамунда рассмеялась.
— Неуклюжее сравнение, хотя высший свет полон опасностей. Их не меньше, если не больше, чем в теплых морях, где полным-полно акул. Без поддержки друзей и родных в свете можно так же легко погибнуть, как и в море среди акул.
Гриффин кивнул в знак согласия. Он это хорошо понял после
— Кроме того, — продолжала Розамунда, — на балу можно собрать претендентов на руку Жаклин, подобранных Девером, чтобы ты смог всех их осмотреть.
Розамунда сказала об этом так, как будто речь шла о каком-то приятном развлечении. Гриффин тяжело вздохнул. Ну что же, в конце концов, в этом была доля правды. Следовало заключить помолвку до того, как закончится сезон. Но поскольку симпатии Жаклин были на стороне Мэддокса, ему оставалось лишь разыгрывать из себя купидона. Роль, которая была ему совсем не по душе.
— Почему обязательно бал? — вдруг рассердился Гриффин. — Разве нельзя устроить что-нибудь попроще — суаре, раут или музыкальный вечер?
— О, нет ничего лучше на свете, чем бал; более того, бал идеально подходит для нашей цели, — возразила Розамунда. — Танцевать в паре с кавалером — для девушки нет ничего более восхитительного.
Неожиданно ее лицо стало грустным, блеск в глазах погас.
— Хорошо, думаю, суаре нас тоже вполне устроит, — как-то вяло сказала она.
Гриффин выругался про себя. Как она обрадовалась одной лишь мысли устроить бал, а он в одно мгновение разрушил все ее надежды.
— Ладно, пусть будет по-твоему. Только учти, я не собираюсь танцевать на балу, никогда.
Она подлетела к нему словно мотылек и несколько раз радостно поцеловала его.
— Благодарю, Гриффин. Ты не разочаруешься. Это будет самый грандиозный бал, который когда-либо видел в Лондоне. На нем будет весь свет.
Черт, чему тут радоваться?
Впрочем, он не мог отказать ей, тем более что награда за его покладистость была так велика. Он поцеловал ее в ответ.
— Как бы мне хотелось, дорогой, протанцевать с тобой хотя бы один тур вальса. Ты представить себе не можешь, насколько это восхитительно...
Ее теплое дыхание на его щеке приятно щекотало кожу, более того, слегка возбуждало.
— Ты не поверишь, — шептала Розамунда, — насколько возбуждающе это будет действовать. Быть вместе с тобой среди танцующих и знать, что нельзя заняться... тем самым...
Он едва не задохнулся от наслаждения, когда ее руки нежно коснулись его и пробежали сверху вниз.
— Впрочем, с тем всегда можно успеть после, — проворковала она. — Даже можно во время бала, если на короткое время спрятаться от гостей. Ты умеешь вальсировать, хотя бы чуть-чуть?
Он кивнул.
— Это прекрасно. Какое удовольствие покружиться в вальсе вместе с тобой!
— Ладно. Один тур вальса. Обещаю.
Сапфировые глаза Розамунды заблестели от счастья.
— Не обманываешь?
— Слово джентльмена, — буркнул он, подхватывая ее и кружа вокруг себя.
Глаза Жаклин широко раскрылись от удивления.
— Неужели тебе удалось уговорить его танцевать? Даже не верится?!
Розамунда была вправе гордиться собой. Ее усилия не пропали даром, хитрости и уловки принесли наконец-то свои плоды.