Без жалости
Шрифт:
Теперь это их содружество представлялось мне опасным. Кто знает, быть может, в благодарность за то, что Райан за ней ухаживал, она позволила ему сделать крупный заем, чтобы он мог рассчитаться с долгами, и сквозь пальцы взглянула на то обстоятельство, что он в качестве обеспечения займа заложил банку нашу ферму? Если на самом деле все так и было, тогда понятно, почему Винсент завел разговор с братом о закладной, намекая на то, что эти сведения могут стать всеобщим достоянием и дискредитировать его в глазах близких. Я смутно припоминала, как в разговоре с Винсентом Райан поторопился перевести разговор на другую тему. Кроме
Я изобразила на лице улыбку и, стараясь отогнать от себя панические мысли, повернулась к Ноа. Он пристально на меня посмотрел, и я поняла, что на какое-то время отключилась и совершенно забыла о нем. Я предприняла судорожную попытку вспомнить, на чем мы остановились.
— Извини, — сказала я. — Мне не следовало втягивать тебя в семейную драму.
— Ничего страшного. Я всегда рад тебе помочь, — произнес Ноа с теплом и заботой в голосе. Он сидел так близко, что я видела крохотные щетинки у него на подбородке, которые он не заметил и не срезал, когда брился. Я почувствовала сладкую боль в сердце.
— Мне хочется сжать тебя в объятиях, Бретт, — сказал он.
Я покачала головой и принялась рассматривать свои пальцы.
— Наша ферма — крохотный мирок, Ноа. Здесь я исполняю обязанности матери, сестры и дочери. Кроме того, сейчас я переживаю не лучшие времена, и мне даже трудно представить, что между нами что-то может быть.
— Иди ко мне, — произнес Ноа. Можно было подумать, что он не слышал моих напитанных горечью слов.
— Я боюсь, — пробормотала я, сказав ему истинную правду.
Он коснулся моей руки. Потом его ладонь стала совершать путешествие вверх — к плечу. Ноа не торопился, и все его движения были медленными и осторожными. Я чувствовала жар от его прикосновений даже сквозь толстый свитер.
— Я хочу тебя поцеловать, — прошептал он.
Я боялась, что Ноа услышит стук моего сердца. Между тем он коснулся загрубевшими от работы пальцами моей щеки. Прикосновение оказалось нежным и теплым. Затем он приподнял мое лицо и заглянул в глаза. А потом он меня поцеловал.
Сначала его поцелуй был легким, как дуновение ветерка, но потом его губы сделались более настойчивыми. За секунду во мне совершился переворот. Все моя затаенная нежность, которую я на протяжении долгого времени хранила под спудом, не давая ей проявиться (у меня просто не было для этого возможности), вдруг хлынула наружу, как прорвавшаяся сквозь плотину вода. Кроме того, меня оставила настороженность, которую я испытывала прежде к Ноа. Я обхватила его за шею и подарила ответный поцелуй — жаркий и страстный. Когда я прижалась к нему, меня оставили мысли о заложенной ферме, об убийстве, о Винсенте — короче, обо всем дурном. Прикасаясь грудью к выпуклым мышцам груди Ноа и ощущая на себе его губы и прикосновения рук, я была до такой степени поглощена этим чувством, что ни о чем больше не думала. Механически краем глаза я наблюдала через окно за тем, как во дворе беззвучно падал снег. В тот момент мне хотелось одного: чтобы снег все так же продолжал падать, а я находилась бы в объятиях Ноа неопределенно долго — вечность, если, конечно, такое возможно.
Ноа навалился на меня, и наши тела переплелись, а губы слились в бесконечно долгом поцелуе. Когда Ноа наконец от меня отстранился, его глаза блестели.
— А ты отлично целуешься, — сказал
Я внимательно посмотрела на него, предоставляя возможность увидеть, как у меня в глазах плещется желание.
Он снова притянул меня к себе, и я вновь ощутила исходивший от него мужской запах — сложный аромат, состоявший из запахов пота, седельной кожи и крема для бритья.
Кожа на шее у Ноа была шершавая, как кора дерева, и такая же темная — должно быть, от постоянного воздействия солнца и ветра. Я отвела со лба густые волосы — они затеняли его синие глаза и свисали неровными прядями — и невольно задала себе вопрос: уж не сам ли он себя стрижет? Если разобраться, ничего удивительного в этом не было: Ноа жил один и общался по преимуществу с лошадьми.
От моих прикосновений выражение его лица смягчилось, а губы раздвинулись в ленивой улыбке. Глядя на Ноа, можно было подумать, что он в отпуске и у него уйма свободного времени.
— Ты ужасно напоминаешь мне одну девицу, которую я когда-то знавал, — сказал он.
Я надавила ему на кончик носа.
— С твоей стороны нетактично говорить об этом в моем присутствии.
— Мы тогда в школе учились, в десятом классе, — продолжал Ноа, словно не слыша моих слов. При этом он продолжал обнимать меня за плечи и прижимать. — На уроках геометрии она сидела передо мной. Каждый раз, когда ее длинные локоны касались моего стола, у меня начиналась эрекция. Смысл всей моей жизни заключался тогда в ожидании этих уроков.
Я громко рассмеялась.
— Ты ей когда-нибудь об этом говорил?
— Нет. Она была подружкой капитана нашей футбольной команды, а у него была привычка колотить всех ее поклонников.
Ноа лежал на спине и продолжал говорить, а я слушала его, прижавшись щекой и ухом к его груди, отчего его голос рокотал у меня в ушах подобно морскому прибою.
— В те годы я был таким застенчивым, что меня с полным основанием можно было бы назвать человеком-невидимкой. Я бы не сказал этой девушке ни слова даже в том случае, если бы она не имела такого грозного возлюбленного. Я вообще тогда больше помалкивал. Никогда не участвовал ни в каких коллективных мероприятиях, не был членом спортивного клуба и уж тем более не отваживался пускаться в разговоры с девицами.
— Тебе обязательно надо было ей сказать, что ты ее хочешь.
Ноа снова лениво улыбнулся мне, потом намотал на палец мой рыжий локон и поцеловал его. При этом он не сводил с меня глаз.
— Я хочу тебя, — произнес он.
Я закинула руки ему за шею и крепко поцеловала, чувствуя, как меня горячей волной захлестывает страсть. Наши поцелуи были для меня откровением — я открывала для себя Ноа, привыкала ко вкусу его губ, пахнувших мятой, и к прикосновениям его языка, горчившего от выпитого им крепчайшего несладкого чая.
Я поняла, что хочу его. Он нравился мне именно таким, каким он был, — с его шершавой, потемневшей от солнца кожей, кривыми ногами ковбоя и неровно подстриженными волосами. Мне и в голову не приходило, что во внешности Ноа можно хоть что-то подправить или изменить в лучшую сторону.
Неожиданно мне захотелось, чтобы он увидел меня обнаженной. Ну и конечно же, мне не терпелось испытать его ласки, почувствовать, как он сосет кончики моих грудей, проводит языком по ложбинке вдоль позвоночника и покрывает всю меня поцелуями — от пальцев ног до рыжей макушки.