Бездельник
Шрифт:
Дождь усилился, иногда захаживая в салон. Сонные и укутанные в плащи-палатки служивые на ГЭС нас даже не остановили - лишь обменялись с Димой приветствиями.
И зарыдали горы. Повернулось время вспять: пунктир бетонных плит, остановка на заправке, рыжая гравийка, лесовозы... А мы постепенно набирали скорость. Дождь перестал.
– В Сыромолотово заедем на пять минут, мне на поминки надо по-быстрому.
– Господи, а кто умер?
– Да одноклассник, о покойниках только хорошо, поэтому ничего
– Понял.
Мы свернули на Сыромолотово. В деревне была всего одна улица, вдоль которой по обе стороны тянулись старые дома, чаще брошенные, но те, в которых жили - почти всегда ухоженные, выкрашенные и даже какие-то нарядные. На въезде множество вросших в землю ржавых трупов крупной техники разной степени разложения. Около здания администрации мы остановились.
– Посиди, я быстро.
– Я до воды спущусь.
– Ладно. Тачка открыта, если что.
– и ушел.
Слегка поеживаясь, обхожу здание администрации и, под лай собак, доносящийся откуда-то из-за забора, иду по высокой траве вниз, тут же вымочив ноги. Ну и ладно.
На широком берегу, недалеко от огороженных полей и нескольких небольших сараев, пасутся лошади. Десятки. Жеребята прижимаются к мамкам, тихо пьют, резвятся в укрытой туманом реке. Полная тишина, лишь периодически звучат доброе ржание и плеск воды. Я осторожно подступаю ближе по гладко выщипанной траве. Увидев меня, они начинают медленно выходить на сушу, изредка поглядывая на стоящего рядом оглушенного человека. Один из жеребят случайно с грохотом стукает старую пришвартованную лодку и отпрыгивает, испугавшись. Те, что подальше - строго смотрят в мою сторону. Последней от воды отходит молодая беременная кобыла - соловая, с длинной белой гривой. Мы встречаемся взглядами, и она останавливается. Я медленно и осторожно подхожу, даю понюхать свою руку и аккуратно глажу ее шею. Дыхание лошади горячее и спокойное. Несколько раз она фыркает, я же - все пытаюсь доглядеться до чего-то в глубокой черноте ее глаз; внезапно она одергивает голову в сторону своих и, немного подождав, шагает дальше. А я смотрю им вслед и едва не плачу.
Дима вскоре возвращается в сопровождении двух мужиков и девушки - у нее практически нет зубов, из волос выглядывают гниды. Она что-то лепечет себе под нос, разглядывая то нас, то какую-то аудиокассету. Мужики сильно пьяные. Одному за пятьдесят - седой и с усами. Второй - ровесник Димы. Они останавливаются рядом с "волгой".
– Саня, Саня, пойдем... пойдем, Саня... не будем мешать...
– интеллигентно тянет молодой своего друга за рукав, стараясь не уронить непочатую бутылку.
– Да подожди... дай поговорить спокойно...
– и мне.
– Я - дядя Саня... белорус, только не говори никому, а то вдруг меня там ищут...
– Андрей.
– Андрей, ты случайно не из баптистов?
– Нет.
– удивился я.
– Понял.
– кивает дядя Саня.
– Андрей, а как ты относишься к теории ускорения
– Саня, пойдем... пойдем, Саня...
– ... не кажется ли тебе, что к ней близка аксиома импульса сплошной среды?.. Как ты относишься?..
– Крайне положительно!
– уверенно отрезал я. Дима улыбнулся.
– Во-о!
– одобрительно закивал дядя Саня и зааплодировал, хоть и ладони наотрез отказывались попадать друг в друга.
– Ты пойми, - начал говорить мне молодой, - пойми, Саня - он во-от такой мужик!..
– по его лицу было ясно, что он тщательно пытается вспомнить хоть какие-нибудь слова, кроме матерных.
– ...во-от такой!.. Он варит... варит... как бог! Я отвечаю!.. Че угодно сварит... как... ювелир!.. Металл - не металл - все сварит... не так, чтобы не пойми как... тоси-боси... тыры-пыры... а - во!
– У меня дед сварщиком был.
– говорю
– Тогда ты понимаешь, о чем я говорю!..
– обрадовался мой новый друг и хлопнул меня по плечу.
– А-ню-та! А-ню-та!
– вылупился в сторону девушки дядя Саня.
– Гы-ги-гы!..
– застенчиво улыбаясь, ответила Анюта.
– Слушай, а у тебя рюмок нет случайно?
– поинтересовался у Димы молодой.
– Неа.
– невозмутимо ответил Дима, покуривая.
– Жалко...
– с болью подытожил собеседник.
– Саня, Саня, пойдем...
– Да погоди ты...
– Саня, пойдем преклоним колени перед падшими... Саня, пойдем... пойдем преклоним, Саня...
– Я не могу, я недостоин...
– решительно отказываясь, замахал головой дядя Саня.
– А я пойду.
– так же решительно отрезал молодой и полез через изгородь к монументу Памяти Героев ВОВ; а когда достиг цели - действительно преклонил колени, громко хлопнув лбом о треснувший фундамент. Дима лишь пожал плечами и сказал:
– Я пока развернусь.
– и, сев за руль, с третьего раза завел двигатель.
– А-ню-та! А-ню-та!
– не терял времени дядя Саня.
– Гы-ги-гы!..
– кокетливо отвечала Анюта. Скорее всего, ее либо родили такой и, сводив к попу, оставили как есть, либо в детстве изнасиловали и мешком огрели, открыв дорогу благодати.
– Этим домам - по двести лет!..
– дальше махал руками дядя Саня.
– По двести - ты представляешь?!..
– Красивые...
– Конечно красивые! Ты видел мой дом на въезде?!..
– Конечно! Замечательный, со знанием дела построенный...
Дядя Саня зардел:
– Ага-а-а...
Тем временем молодой очухался, вновь преодолел изгородь и уже почти умолял:
– Саня, пойдем... пойдем, Саня...
Дима развернулся, нужно было ехать.
– Ладно, до свидания, нам пора...
– сказал я.
– Саня, ебена мать, пойдем, Са-аня-я... Давай, братан!..
– А-ню-та! А-ню-та!
– Гы-ги-гы!..
Я завалился в машину и мы поехали, покидая это странное место. Вскоре распогодилось, меня разморило, глаза закрылись...