Безликий
Шрифт:
– Уже идем! – Димитров кивнул мне, и мы двинулись к пруду. – Вот здесь следы становятся заметны, – сказал лейтенант, садясь на корточки и указывая на траву. – И тянутся они до берега, а потом обратно.
– А это отпечатки автомобильных шин? – спросил я, ткнув пальцем в широкие полосы примятых лопухов.
– Точно. Здесь убийца поставил машину, вытащил тачку и насос и покатил к воде. Затем вернулся и погрузил в тачку труп. Отсюда следы идут и в другую сторону, к ванне. – Димитров отошел
– По отпечаткам шин можно будет определить марку? – спросил я.
– Не знаю. Снимки забрали ваши криминалисты, а что они скажут… – Лейтенант развел руками.
– Надеюсь, хотя бы отпечатки пальцев у убитого сняли?
– Сняли. И даже отправили в отдел, чтобы прогнать по базе. Скоро будут результаты. Если, конечно, жертва привлекалась к ответственности или выезжала за границу, – добавил Димитров. – Если его пальчики нигде не хранятся, дактилоскопия нам его личность установить не поможет.
– Я так понимаю, пока что остается ждать заключения криминалистов?
– В общем, да.
Полтавин и его команда не любили, когда их подгоняют, но работали быстро, и в этом обычно не возникало необходимости.
– Терпеть не могу ждать.
– Увы, такая у нас работа. Не все зависит от…
Димитров не закончил мысль, потому что в этот момент нас окликнул Полтавин:
– Эй, я хочу вам кое-что показать! Думаю, будет интересно.
– Что-то нашли? – спросил я.
– Да. Идемте.
Патологоанатом подвел нас к трупу и указал на место, где было лицо.
– Видите? – Он протянул руку и провел по воздуху пальцем, разделяя кровавое месиво на части, словно прочертил воображаемую решетку. – Здесь на мышцах разрезы, причем некоторые глубже других. Есть следы и на кости.
Я и Димитров невольно наклонились, чтобы рассмотреть то, что показывал судмедэксперт. Теперь, после слов Полтавина, действительно можно было заметить, что убийца полосовал лицо своей жертвы, делая глубокие порезы, причем лезвие иногда доходило до черепа и оставляло на нем небольшие царапины.
Я старался не смотреть на повернутые в разные стороны глаза – почему-то они производили на меня особенно жуткое впечатление.
– Похоже на пирог моей бабушки, – заметил лейтенант через пару секунд. – Когда его нарежут для гостей.
– Более того, – оживился Полтавин, – я заметил также несколько проколов вот здесь, здесь и здесь. После детального обследования, возможно, смогу сказать больше.
– Хорошо, не затягивай, – проговорил я.
– Не собираюсь! – обиделся патологоанатом.
– Извини, это я… так, – спохватился я.
Полтавин махнул рукой:
– Ладно, твое счастье, Валера, что я отходчивый.
– Позвони,
– Непременно. Увозите! – скомандовал медэксперт своим помощникам, и они застегнули мешок, скрыв от нас жуткое зрелище человека, лишенного лица.
– Моя жена враз бы в обморок хлопнулась! – проговорил Димитров. – Если бы такое увидела. Она даже когда ужастики смотрит, визжит будто резаная!
– Зачем же смотрит? – удивился я.
Сам я никогда хоррором не интересовался. В детстве было слишком страшно, а потом и так хватало… острых впечатлений.
– А я откуда знаю? – пожал плечами Димитров. – Наверное, расслабляется. Посмотрит ужасы по телику, и жизнь кажется не такой уж плохой.
– Что ж, твоей жене так плохо живется? – усмехнулся я. – Ты, как муж, должен принять меры.
– Я, как муж, скоро, похоже, дома буду через день бывать. Начальство требует результатов как можно быстрее, а я что, волшебник? Так что на тебя одна надежда, специалист.
– Постараюсь, чтобы твоя личная жизнь не рухнула из-за моей нерадивости окончательно, – пообещал я.
Полтавин тем временем ушел вместе с санитарами следить за погрузкой тела, а мы с Димитровым присели на парапет Баболовского дворца.
Лейтенант вытащил из внутреннего кармана куртки сложенные снимки, сделанные «Полароидом».
– Вот пока то, что есть, – сказал он, протягивая их мне. – Попозже будут увеличенные копии. Но здесь тоже все видно.
– Ноты получились не целиком, – сказал я, разглядывая фотографии. – По ним трудно угадать мелодию.
– Ничего, если человек знает, то и так поймет.
– И у кого мы будем выяснять, что это за композиция? – поинтересовался я.
– Покажем снимки какому-нибудь музыканту или композитору – они-то должны узнать мелодию. Вот только что нам это даст? Тем более не факт, что надписи сделал убийца. Те велосипедисты, которые нашли труп, могли и не обратить на ноты внимания, когда были тут в последний раз.
– Могли, – не стал я спорить. – И все же, мне кажется, ноты имеют значение. Хоть я и не знаю, какое.
– Ну, имя убийцы мы в них едва ли прочитаем! – усмехнулся Димитров.
– Имя убийцы, может, и нет.
– Думаешь, тут намек на жертву?
– Почему бы и нет?
– Не проще ли было оставить парню лицо?
Я покачал головой:
– Лицо понадобилось убийце. Оно – часть его ритуала. Может быть, самая важная. Так сказать, ключевая.
– То есть ты все-таки считаешь, что намечается серия? – обеспокоенно спросил Димитров.
– Пока говорить об этом рано, но отметать такую возможность не стоит, – ответил я уклончиво.