Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина
Шрифт:
Вопреки своим опасениям, Зорге не просто не лишился доступа к секретной информации, а стал пользоваться еще большим доверием нового посла. Отт же, как представитель самого близкого союзника Японии и благодаря собственным усилиям, вскоре стал самым осведомленным дипломатом в Токио с беспрецедентными связями в высших кругах. “Из всех иностранных коллег только у Отта был реальный доступ к японской политике и представителям власти, – конфиденциально сообщал американский посол Джозеф Грю Яну Зибургу. – И связано это было в большей степени с личными качествами самого Отта, нежели с политикой Германии”[3].
В апреле Зорге отправился в Гонконг по курьерскому поручению от посольства Германии – и, разумеется, московского Центра. Посол Отт передал ему секретные официальные депеши посольства, обеспечив ему дипломатический пропуск,
На отказ Гендина Зорге отреагировал стоически. “Дорогой товарищ, не беспокойтесь насчет нас, – писал он начальнику в октябре 1938 года, за считаные дни до ареста Гендина по обвинению в шпионаже, становившемуся уже традиционным окончанием карьер всех шефов 4-го управления. – Несмотря на усталость и напряжение, мы остаемся дисциплинированны, исполнительны и полны решимости выполнять задания ради нашего великого дела. Пламенный привет вам и вашим друзьям. Будьте так любезны, передайте моей жене прилагаемое письмо и наилучшие пожелания. Пожалуйста, присматривайте за ней время от времени”[4].
Кате он писал: “Не забывай меня… Я и без того в печали”. Он жаловался на изнуряющий зной Токио – “очень тяжело переносится, особенно когда работа требует постоянного напряжения”, – и переживал, что жену утомит “это постоянное ожидание”. Он надеялся, что еще остается “небольшой шанс осуществить нашу мечту пятилетней давности о совместной жизни”[5].
Новую попытку вернуться домой Зорге предпринял в начале 1939 года. Его старых друзей и собутыльников, майора Шолля и капитана Веннекера, военного и военно-морского атташе, перевели из Токио, а это означало, что Зорге лишался прежнего повседневного доступа к разведданным. Зорге также сообщал в Москву, будто у Отта, после того как он стал послом, больше нет на него времени – что было откровенной ложью. Быть может, наступило время назначить нового человека из 4-го управления, чтобы он наладил новые контакты? – предполагал Зорге. “Пожалуйста, передайте Кате мои наилучшие пожелания, – писал он в конце телеграммы. – Ей невыносимо так долго ждать моего возвращения домой”[6].
Но к этому времени Зорге почти безусловно знал, что ему снова откажут в его просьбе. Японские военные уже продемонстрировали свои агрессивные намерения в Китае, захватив столицу националистического Китая, Нанкин, и уничтожив при этом свыше 250 000 мирных жителей. В Европе Гитлер аннексировал Австрию, Судетскую область, а вслед за этим и всю Чехословакию. Приближалась масштабная война в Европе, и Кремль разрывался между двумя первоочередными задачами: убедиться, что Гитлер нападет на любое государство, кроме Советского Союза, и помешать формированию альянса Германии и Японии, который бы представлял угрозу для СССР одновременно с востока и с запада. Зорге стал необходим национальной безопасности СССР. Он знал, что застрянет в Токио до конца войны.
Летом 1938 года агентура Зорге добилась максимального охвата. Одзаки был официально назначен соку таку, “неформальным помощником”, кабинета премьер-министра принца Коноэ. Теперь к Одзаки и другим светлым умам нового мозгового треста прислушивались правители Японии – по крайней мере в тех вопросах, за которые до сих пор отвечало гражданское правительство страны. Одзаки уволился из “Асахи”, перебравшись в подвальное помещение в официальной резиденции премьер-министра, где у него был доступ ко всем правительственным документам, попадавшим на столы его коллег по секретариату кабинета министров. Личные секретари Коноэ – Усиба и Киси – стали собирать неофициальный кулуарный кабинет министров, экспертов и советников за традиционным японским завтраком, супом мисо, в связи с чем этот совет получил название Асамэси кай, или “Общество завтраков”[7]. Заняв место во внутренних советах руководящих кругов империи, как разведчик Одзаки оказался в беспрецедентной близости к очагу политической кухни японского государства[8].
Так, когда произошло
Одзаки становился также знаменитым экспертом по Китаю. В 1937 году он написал две книги, пользовавшиеся благосклонностью читателей, – “Китай перед бурей: внешние связи, политика и экономика Китая на перепутье” и “Китай с точки зрения международных отношений”, и еще четырнадцать больших статей. Он также нашел время для перевода новой книги Агнес Смедли “Макао: жемчужина Востока”, вновь воспользовавшись своим писательским псевдонимом Дзиро Сиракава[10]. Но главное, Одзаки был одним из авторов – наряду с коллегами по “Обществу завтраков” Роямой Масамити и Мики Киоси – дерзкого плана развития всей Азии, разумеется, под предводительством Японии. В труде “Великая восточноазиатская сфера сопроцветания”[11] “на основе антика-питалистического, антиимпериалистического освобождения колонизированных народов Азии и создания паназиатской культуры выстраивался «новый порядок»”[12]. “Сфера сопроцветания”, выстроенная Одзаки и его коллегами по социалистической канве, вскоре, по иронии судьбы, будет взята на вооружение в праворадикальных кругах и станет проектом и идеологическим фиговым листком для захвата Японией всей Юго-Восточной Азии.
Слава Одзаки как эксперта по Китаю открыла для него прямой путь к новой должности, благодаря которой он окажется в самом сердце логистических операций Квантунской армии. 1 июня 1939 года он поступил на работу в Отдел расследований Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, Mantetsu. Эта железная дорога была экономическим ресурсом Маньчжурии со времен ее строительства русскими в 1898–1903 годах. Квантунская армия действительно с самого начала была сформирована как дополнение ко всемогущей администрации железной дороги. А с момента захвата Маньчжурии японцами в 1931 году железная дорога стала также центральной военной артерией японской экспансии. Из своего кабинета на четвертом этаже здания Mantetsu в токийском районе Тораномон перед Одзаки открылись беспрецедентные возможности для ознакомления с мобилизацией японской армии в Китае. В, казалось бы, безобидный Отдел расследований железнодорожной компании входил Совет по оценке потенциала сопротивления Китая, докладывавший о передвижениях китайских войск; Совет по изучению международной ситуации, собиравший разведданные, касавшиеся китайской политики; и Отдел актуальных материалов, занимавшийся анализом китайской экономики[13]. “Я смог получить множество данных и материалов о политике, экономике, внешней политике и т. д., – признается потом Одзаки японским следователям. – Кроме того, я смог отчасти ознакомиться с передвижениями Квантунской армии, а потом и с передвижениями японских военных”[14]. Одним словом, более удобного наблюдательного пункта для изучения наступления Японии на СССР не было.
Активная, пусть и беспечная, вербовочная деятельность Мияги тоже привела к неожиданной ценной находке. 4-е управление потребовало, чтобы Зорге подыскал нескольких действующих японских офицеров для работы в агентуре, – “очень трудная задача”, заметил Зорге, когда Клаузен передал ему это послание[15]. В армии процветала праворадикальная идеология, росли антикоммунистические настроения. Кроме того, военные недавно учредили собственную полицию, Кэмпэйтай, быстро становившуюся самой беспощадной организацией Японии по борьбе со шпионажем. Поэтому любые попытки завербовать сотрудников из офицерского состава были сопряжены с большим риском.