Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина
Шрифт:
Мияги справился с этой проблемой, завербовав не офицера, а капрала запаса, быстро проявившего себя одним из лучших информаторов агентуры. С Косиро Иосинобу – известным также по прозвищу Кодай – Мияги был давно знаком благодаря своему соотечественнику с Окинавы, социалисту, учившемуся с Кодаем в Университете Мэйдзи. В студенчестве Кодай заигрывал с коммунизмом, а в 1936 году был призван в японскую армию и отслужил два года в Маньчжурии и Корее. В марте 1939 года, когда Мияги стал рассматривать его кандидатуру, Кодай уже вернулся в Токио, дослужившись до звания капрала в запасе, и работал в писчебумажном магазине[16]. “Если разразится война между Россией и Японией, это ляжет тяжким бременем не только на крестьян и трудящихся обеих стран, но и на весь японский народ, – сказал Мияги Кодаю во время их первой встречи. – Чтобы избежать подобной трагедии… я посылаю в Коминтерн различные сведения
Зорге был настолько заинтригован этим новобранцем, что по меньшей мере дважды лично встречался с ним в ресторанах Токио. Он даже телеграфировал биографию Кодая в Москву, где его кандидатуру одобрили, присвоив ему кодовое имя “Мики”[18]. Мияги настаивал, чтобы агент Мики вернулся к активной службе и получил место в мобилизационном отделе министерства обороны. Кодай вскоре стал ключевым источником информации в области организации и оснащения японской армии и предоставлял подробную информацию о переброске танков, самолетов и войск.
Анна Клаузен – пусть и нехотя – тоже заняла место в команде. Проведя несколько месяцев в ссылке в приволжских степях и в Москве под неприветливым надзором соглядатаев 4-го управления, Анна не была в восторге от Центра и его диктата. Тем не менее, по мере того как ее муж, Зорге и Вукелич были все более загружены разведработой и не могли сами выполнять курьерские функции, Центр предложил, чтобы Анна взяла на себя задачу по перевозке срочных микрофильмированных документов из Японии. Когда Клаузен сообщил Анне эту неприятное известие, она была категорически против. Шанхай после трех месяцев противостояния в 1937 году оказался в руках японцев, и вместо него Центр предлагал Анне ехать курьером в британскую колонию, Гонконг. Но Анна совсем не говорила по-английски и в знакомой обстановке Шанхая чувствовала себя в намного большей безопасности. “Я не люблю Гонконг, у меня там нет друзей, и там нечего покупать”, – сетовала Анна своему мужу[19].
Анну все же удалось уговорить, и в ноябре 1938 года она отправилась в первую свою курьерскую поездку в Шанхай. Она везла в багаже $3000 наличными (услуга бизнес-партнеру Клаузена, которому нужно было отправить деньги в Швейцарию, а из Шанхая это было сделать проще, чем из Токио) и небольшой пакет с личными подарками от Зорге Кате. В спрятанном под грудью тряпичном свертке Анна везла 20–30 крошечных жестянок с микропленкой, содержавшей тайны допроса Люшкова. В Шанхай она добралась приблизительно 10 декабря, доставив содержимое бюстгальтера в целости и сохранности. Встреча была назначена в кафе “Палас-отеля” и в вестибюле гостиницы “Катай”. По указанию Центра Анна должна была прийти с желтой сумочкой и в белых перчатках – идиотская задумка, которая могла прийти в голову только мужчине, думала она: кто будет носить белые перчатки в разгар зимы?[20]
Тем не менее она повиновалась, и в условленное время курьер из 4-го управления подошел к ней, чтобы забрать микропленки и передать посылку с $ 6000 в китайской и американской валюте, предназначавшимися главным образом для нужд резидентуры. Анна решила немедленно себя побаловать, потратив $ 700 на шубу, $ 500 она положила на частный счет своего мужа в Гамбурге, а еще $ 1000 – на свой личный счет в Банке Гонконга и Шанхая[21]. Сделав еще ряд покупок для бизнеса мужа, она истратила почти все деньги – что, на ее взгляд, было только справедливо, ведь Зорге многие годы без всяких ограничений влезал в доходы бизнеса Макса, чтобы покрывать расходы агентуры. Анну вынудили работать курьером на Советы вопреки ее явно капиталистическим интересам. Большая часть денег 4-го управления оказалась в карманах Клаузенов, что неизбежно порождало вопрос: кто может распоряжаться прибылью компании, учрежденной на деньги Москвы, – Клаузен или Центр? Этот вопрос усугубляло еще одно обстоятельство: в начале 1939 года Зорге передал Клаузену бухгалтерию агентуры, а значит, он должен был сам покрывать собственные расходы и выплачивать жалованье себе, а также Бранко Вукеличу и его жене Эдит. Поскольку единственным источником финансирования из Москвы были нерегулярные курьерские поездки в голландские и американские банки в Гонконге и Шанхае, фактически деньги на всю операцию все чаще поступали из компании Clausen Shokai, Inc. В сущности, Макс Клаузен лично субсидировал самую успешную – и дорогостоящую – агентуру Советского Союза. Чем больше накалялась обстановка в последующие годы, тем чаще Анна задавалась вопросом, стоит
Обычно Зорге относился к финансовым делам агентуры с офицерской легкомысленной небрежностью. Его гораздо больше беспокоила растущая вероятность возникновения военного альянса между Германией и Японией, намного более масштабного, нежели уже существующий туманный Антикоминтерновский пакт. Заинтересованность Берлина в подобном альянсе была очевидна: возможность нападения Советского Союза на Германию будет существенно снижена, если Япония возьмет на себя обязательства нанести удар по восточному флангу СССР. Интерес Японии был менее очевиден. Японская армия нацелилась на завоевание не только значительных территорий Китая, но и советского Дальнего Востока. Самые активные офицеры – в том числе члены сформированного министром обороны Сэйсиро Итагаки праворадикального “Общества сакуры”, инициировавшего инцидент в Маньчжурии, – приветствовали экспансионизм Гитлера, им импонировало его восхваление нации, антикоммунистическая позиция и презрение к старому мировому порядку, в котором доминировали победители Первой мировой войны. Гитлер только что унизил британского премьер-министра Невилла Чемберлена, демонстративно проигнорировав обязательства, взятые на себя Германией годом ранее в Мюнхене после оккупации Судетов, и аннексировав 15 марта 1939 года всю Чехословакию. Воинственная группировка японской армии жаждала повторить этот опыт в Азии.
У императорского военно-морского флота Японии были те же экспансионистские амбиции, но иные цели. Японские адмиралы мечтали покорить соседние острова, от Филиппин до Малайи и далее, до богатой нефтью Голландской Ост-Индии – современной Индонезии. На их пути было два препятствия: Британский королевский флот, обладавший гораздо более могущественной силой по сравнению с японским благодаря, как казалось, неуязвимой базе в Сингапуре, и американский Тихоокеанский флот в Перл-Харборе, на Гавайях. Обладавший значительным влиянием министр ВМФ Японии адмирал Мицумаса Енай выступал категорически против любого альянса, обязывающего Японию идти вслед за Гитлером войной против Британии, Франции, Нидерландов и Советского Союза – в условиях непрекращающейся изнуряющей войны в Китае. Енай утверждал, что Япония находится в большой сырьевой зависимости от голландцев, британцев и американцев, а значит, в условиях полномасштабной войны они быстро удушат японскую экономику. Японский флот выступал за осуществление экспансии, если это будет возможно, с согласия США и Британии[23].
Эти фундаментальные расхождения в позициях армии и флота в течение многих лет определяли внешнюю политику Японии и были преодолены лишь 7 декабря 1941 года неожиданным нападением флота на Перл-Харбор. Однако в отношении альянса с Германией у армии и флота Японии расхождения были менее определенными. Даже в ВМФ признавали, что Германия является ближайшим соратником Японии в мире, в то время как СССР – наиболее вероятным ее противником. В Токио новоиспеченный посол Германии Отт всячески старался убедить гражданское правительство и флот Японии подписать соглашение о более тесном взаимодействии с Берлином, несмотря на категорические заверения его друга Зорге, будто Япония ни за что не согласится стать марионеткой Гитлера в Азии, пока не увидит выгоды для себя.
За месяцы переговоров, которые вел в Берлине генерал Осима – бывший военный атташе, стоявший за созданием Антикоминтерновского пакта и теперь получивший повышение как посол Японии в Германии, – японская армия одержала верх. Осима настаивал на официальном трехстороннем военном альянсе против Советского Союза. Тем не менее Гитлер и Муссолини были больше сосредоточены на Британской империи и Франции, и в результате окончательный документ, пафосно окрещенный “Стальным пактом”, был подписан 22 мая 1939 года только Германией и Италией. Потребуется еще полтора года, чтобы Япония официально присоединилась к державам оси в сентябре 1940 года. Подписание соглашения сопровождалось массовыми торжествами в Берлине и Токио и демонстрацией скрещенных флагов Японии и Германии.
На самом деле Гитлер был недоволен. После всех проволочек с японской стороны он не верил, что японцы станут надежными союзниками в борьбе с русскими. Как Гитлер говорил позже в том же году своим генералам: “Император [Хирохито] напоминает последних царей. Слабый, трусливый, нерешительный, может стать жертвой революции. Мой союз с Японией никогда не пользовался широкой поддержкой… Мы будем действовать как хозяева, а эти люди – в лучшем случае ученые полуобезьяны, которым порой не хватает хлыста”[24]. Недовольство Гитлера “Стальным пактом” послужило основой для формирования другого альянса, одновременно неожиданного и готовившегося в атмосфере полной секретности, – со Сталиным.