Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина

Мэтьюз Оуэн

За годы, проведенные в Токио, Клаузен пришел к выводу, что японцы вполне довольны жизнью даже без диктатуры пролетариата. “Этой стране не нужен коммунизм”, – решил он. Что же до его руководителей в Кремле, то Клаузен считал, что Сталин поступился мечтами о коммунизме ради имперских интересов России. Следовательно, Макс сделал вывод, что его “разведработа не имеет смысла”. Указание Центра лично финансировать агентуру стало для него последней каплей, и Клаузен окончательно решил “развязаться с Москвой”^[35]. Очевидно опасаясь навлечь на себя гнев Зорге, Клаузен до января 1941 года не решался поставить своего начальника в известность, что “не готов принять подобные указания”. При этом он по-своему отомстил и Зорге, и Центру, и прежнему, бессловесному себе. С ноября 1940 года Клаузен начал уничтожать части донесений Зорге, не удосуживаясь передавать их в Центр.

В тюрьме Клаузен пытался доказать следствию, что он уже давно далек от

фанатичной приверженности коммунизму. Зорге же надеялся, что Советский Союз вмешается и спасет его так же, как когда-то спас оказавшегося в китайском плену Нуленса, и настаивал, что его вера в коммунизм не ослабла. Зорге не мог признаться ни в чем подобном ни Ханако, ни сомневающемуся Клаузену, ни неизменно лояльному Одзаки, не говоря уже об Оттах; он не мог написать об этом даже Кате, ведь все письма читал Центр. В годы кульминации его карьеры в Токио Зорге не с кем было делиться сомнениями и тайнами. Возможно, именно стрессом, связанным с необходимостью глубоко скрывать эти переживания, объясняются его столь детальные и пространные признания японцам. Однако следователям он тоже солгал, кое-что от них утаив. Единственным свидетельством его сокровенных настроений для нас являются его душеизлияния Ниило Виртанену в Москве в 1935 году, когда он признался в отчаянии и разочаровании, – и частые просьбы к Москве о разрешении вернуться домой.

После начала войны Зорге еще больше сблизился с семьей Отта, не только по работе, но и лично. Значительную часть лета и осени 1940 года Зорге провел в летней резиденции Отта в Акие, в 30 километрах к югу от Токио. Они с Ойгеном гуляли днем на природе, Зорге фотографировал крестьянскую жизнь (как-то раз Отт спас Зорге от ареста, предъявив одержимым шпиономанией полицейским свое дипломатическое удостоверение). Зорге часто болел – несмотря на гимнастику и физическую силу, его нельзя было назвать здоровым человеком, – и Гельма Отт, вновь взяв на себя роль медсестры и матери, приносила ему домой питательные супы^[36]. Но настоящие сокровенные страдания – из-за разлуки с Катей и безвыходности своей тайной жизни – так и оставались неизбывными.

В начале осени 1940 года полковник Мацки отправился обратно в Берлин – через Владивосток и Транссибирскую магистраль по дружественной России, – в числе прочих бумаг он вез последний труд Зорге для генерала Томаса. По пути через центр Москвы с Казанского на Белорусский вокзал полковник наверняка проезжал штаб-квартиру 4-го управления, куда уже несколько недель назад поступила содержавшаяся в докладе информация. Пост Мацки занял полковник Альфред Кречмер, как и предшественники, получивший в высших военных кругах заверения в надежности Зорге.

Гитлер планировал наступление на Великобританию на 15 сентября 1940 года. В порт бельгийского Антверпена из Берлина была направлена съемочная группа: она должна была запечатлеть, как якобы в Британии танки и войска высаживаются с десантных барж, выпуская по дюнам холостые залпы. Поскольку в действительности высадка должна была произойти под покровом ночи, министр пропаганды Иозеф Геббельс хотел, чтобы у граждан рейха была готовая версия кинохроники вторжения^[37]. Однако из-за неожиданного сопротивления Королевских ВВС и превосходства британского флота запланированная операция была равносильна самоубийству. 17 сентября 1940 года Гитлер, посовещавшись с рейхсмаршалом Германом Гёрингом и фельдмаршалом Гердом фон Рундштедтом, убедился, что операция неосуществима, пока не достигнуто превосходство в воздухе. Гросс-адмирал Карл Дёниц признал, что “мы не обладали превосходством ни в воздухе, ни в море, а наше положение никак не позволяло добиться ни того ни другого”^[38]. Позже в тот же день Гитлер приказал отложить операцию, распорядившись рассредоточить суда во избежание лишних потерь от налетов британской авиации и флота^[39].

Официально, чтобы и дальше держать Великобританию в напряжении, операцию “Морской лев” просто отложили до весны^[40]. На самом же деле Гитлер уже готовился принять самое роковое решение своей жизни. В полдень 29 июля 194° года, выслушав стандартный доклад о положении дел от своего командного состава, Гитлер попросил начальника штаба оперативного руководства генерал-оберста Альфреда Йодля задержаться. Фюрер был обеспокоен, что русские проигнорируют пакт о ненападении и нападут, пока войска Германии заняты в кампании на Западе. Гитлера волновало слишком большое скопление советских войск по ту сторону границы: “На Востоке у нас ничего нет”. Если Советы захватят Румынию, они отрежут рейх от единственного источника нефти в материковой Европе, месторождений Плоешти, перекрыв Гитлеру возможности продолжать войну. “Тогда война будет проиграна”, – сообщил Гитлер Йодлю. [10] После этого фюрер спросил его, есть ли какой-то шанс перебросить силы, которые должны были быть задействованы

в операции “Морской лев”, на Восток и при необходимости напасть на Советский Союз и разгромить его осенью 1940 года. Йодль ответил, что на подготовку такого наступления уйдет по меньшей мере четыре месяца^[41].

10

Гитлер был прав: Румыния действительно была его единственным источником нефти, и уничтожение Плоешти в любой момент могло остановить военную машину Германии. Хваленое синтетическое топливо составляло лишь незначительную часть от общего объема потребления Германии. Вопрос о том, почему союзники не предприняли серьезных попыток нападения на Плоешти, кроме единственного масштабного налета американских ВВС в августе 1943 года, остается одной из главных загадок Второй мировой войны.

По приказу Гитлера в высшем командовании Германии была создана секретная группа, разрабатывавшая планы по вторжению в Советский Союз под кодовым названием “операция «Отто»”^[42]. Готовый план нападения на СССР фюрер получил уже 5 декабря 1940 года. Спустя две недели Гитлер издал сверхсекретную директиву № 21 с указанием вермахту готовиться к скорому наступлению вдоль Восточного фронта с СССР протяженностью 1200 километров. Операция получила новое название в честь средневекового императора Священной Римской империи, возглавившего Третий крестовый поход, Фридриха Барбароссы. Начало наступления Гитлера на Советский Союз было запланировано на 15 мая 1941 года.

Подготовка к операции “Барбаросса”, несмотря на сопряженную с ней масштабную переброску людей и техники, проводилась в обстановке строжайшей тайны. В Японии о происходящих кардинальных переменах в германской политике можно было судить по полученным военным атташе Кречмером срочным инструкциям: усиленно настаивать на участии японцев в войне, добиваясь их наступления на Сингапур. Отт тоже был наготове, получив личное сообщение от Риббентропа.

Со свойственной ему практичностью посол сделал ставку на уважение японцев к военному планированию Германии. Он сформировал в посольстве рабочую группу, занявшуюся подготовкой подробного военного плана по захвату Сингапура, отталкиваясь от имевшейся у них информации о военном и экономическом потенциале Японии. Группа – в составе трех атташе по военно-морским вопросам и руководителя экономического отдела Алоиса Тихи – соорудила даже специальный песочный стол, изображающий географию южного края Малайского полуострова. К концу января Отт, Кречмер и атташе по военно-морским вопросам Веннекер (старый собутыльник Зорге, вернувшийся в Токио на второй срок службы в ранге контр-адмирала и в компании юной красавицы-жены) пришли к ключевому выводу. “Сингапур можно будет атаковать, если Япония нанесет удар со стороны Малайского полуострова”, – докладывал Зорге в Москву. Кроме того, нападение будет совершено “внезапно” при поддержке Германии, которая “косвенно поможет Японии, приступив в это время к наступлению в Атлантике, отвлекая тем самым расположенные там британские силы”^[43].

Простое наблюдение немцев, что Сингапур неприступен с моря, но почти не защищен с земли, было гениальным проявлением творческого тактического мышления. Тем не менее, несмотря на тонкость этого плана, в своих попытках убедить японцев напасть на Сингапур Отт почти сразу наткнулся на препятствие, созданное немцами собственными руками и ставшее результатом рокового морского сражения в Южно-Китайском море.

Около семи утра 11 ноября 1940 года немецкий вспомогательный крейсер заметил в 340 милях к северо-западу от Суматры грузовой лайнер “Аутомедон”, принадлежащий компании British Blue Funnel. На борту британского судна, следовавшего в Пенанг, Сингапур, Гонконг и Шанхай, находился самолет, автомобили, запчасти, алкоголь, сигареты и продовольствие. Британца преследовал германский хорошо вооруженный замаскированный рейдер “Атлантис”, в течение часа оказавшийся на расстоянии пушечного выстрела от своей жертвы. Подняв знамя кригсмарине, “Атлантис” наставил орудия на “Аутомедон”. Британское судно не успело даже отправить сигнал тревоги: капитанский мостик был уничтожен первым же залпом вместе со всеми британскими офицерами.

Абордажная команда “Атлантиса” захватила в плен оставшихся в живых членов британского экипажа. Среди груза были обнаружены 15 мешков с совершенно секретными документами, предназначавшимися для британского Дальневосточного командования в Сингапуре. В кипе бумаг были новые шифры Королевского флота, которые должны были использоваться начиная с 1 января 1941 года, последние указания для флота и инструкции по вооружению, шесть миллионов новых малайских долларов – а также около 60 запечатанных посылок с корреспонденцией Британской секретной службы, предназначенной для ее представительств в Сингапуре, Гонконге, Шанхае и Токио, в том числе с информацией о последних донесениях разведки относительно японских военных и политических действий.