Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Как там думал инквизитор: «Щит состоит из трех живых кусков: книги, инквизитора, художника».
Интересно, Малевич еще жив? А то он бы прекрасно вписался в этом триумвират. Может быть, это он и есть?
Я прошелся по комнате.
И вдруг меня словно дернуло: я здесь не один!
Я оглянулся.
За «ноутом» сидел призрачный человеческий фантом. Так вот кто вкладывает в мою голову мысли и образы! Ни какой это не бог, а чья-то неуспокоенная душа, а я – ее проводник.
Мне просто нужно дописать роман и меня, точно, вышвырнут
Конечно, мне не удастся воспроизвести всяческие магические подробности, но я ведь писатель – не вспомню, так привру для красного словца!
Тот, кто сидел сейчас за «буком» был прозрачен. Это был женский силуэт, подозрительно напоминавший Леру.
Ну, правильно, в периодах между приступами черного вдохновения я только о ней и думаю. Кого же я еще могу увидеть за монитором, и не испытать при этом творческой ревности?
Но вот что интересно. Фантом не правил мою книгу, он просто ее читал.
Мне вдруг даже показалось, что эта моя, настоящая, живая Лера сидит в реальности и читает все, что я успел наваять.
Это вроде как если бы Интернет между мирами провели, вот Лерке и доступны мои файлы. И вижу-то я ее именно потому, что текст романа пока ни там, ни тут. Он висит между мирами и каждый, кто прикасается к нему, втягивается в эту буферную зону…
Похоже, еще неделя работы в этом мире – и я стану пациентом психиатрической больницы.
Но как еще можно объяснить то, что я вижу призрак Леры? Не умерла же она, на самом деле?
И тут чудовищная догадка опалила мой мозг: а вдруг это я умер, и никакие романы не помогут мне вернуться назад, к Лере. И потому я сейчас вижу ее, что душа моя неприкаянно болтается между мирами. Естественно, я могу здесь стать великим писателем (кто бы сомневался!), но вот вернуться в реальность – дудки!
У меня предательски защипало в носу.
Как же так? Выходит, я умер, и все это время обманывал сам себя? Конечно, тут и книги могут ожить, и соседки на мозги накапать, и даже крыши протекать. Здесь найдется все, что душе угодно, только не будет самого главного: любимого человека!
На кой черт, вообще, лезть из кожи, писать никому не нужный роман, если его, все равно, никто никогда не увидит? Зачем сгорать в огне страстей, если все это фикция, мираж – не более того?
Я и Лера: мы оба одновременно застряли в двух мирах, но так неудачно, что можем лишь чувствовать присутствие друг друга.
Это какая-то нелепая шутка богов, в которой мы все оказались на стыках миров: и я, и Лера, и мой инквизитор, и все его окружение, и этот чертов «Некрономикон»!
Именно эта раздвоенность роднит нас. И потому никому, кроме меня, не дано так остро прочувствовать и отразить в романе этот кошмар, когда начинаешь понимать, что ты и ни там, и ни тут – нигде!
Книги
Я осторожно, чтобы не спугнуть фантом, подошел к призраку Леры, и заглянул видению в глаза.
Она меня не ощущала. Она читала мой роман, она тоже провалилась в гущу придуманных мной событий, и это было приятно.
Нет, все-таки не зря я все это писал. Если роман прочитает хотя бы Лера – это станет моей победой над смертью!
Будет ли текст доступен другим людям – это уже не важно.
Почему-то, даже здесь, в мире, которого нет, очень нужно, чтобы был кто-то, кто ценит тебя, кто не предаст, кто любит тебя просто так, за то, что ты есть, и кто искренне радуется твоему пусть маленькому, но спеху!
Я смотрел на призрак Леры, вернее на туманную женскую фигуру за компьютером, и былая уверенность в том, что нельзя бросать работу посередине, медленно возвращалась ко мне.
Я попал в пещеру, охраняемую сидячим каменным богом, и оказался в мире, где мне помогают стать писателем. Я понимаю, что прошел через какие-то ворота, и уверен, что смогу вернуться обратно.
Возможно, это вовсе не Лера и даже не мое о ней представление. Скорее всего, тот, кто втянул меня сюда, увидел приступ моего отчаяния, и попытался мне помочь.
Вот еще одна немаловажная деталь: если я умер, то период между остановкой сердца и клинической смертью, когда распадается мозг – не такой уж и большой. И как бы медленно не текло здесь время, нельзя отчаиваться и «распускать нюни». Ведь иначе можно просто не уложиться в отведенные вселенной сроки, и тогда захлопнутся все двери, и вдохновение навсегда покинет меня, и я застряну в этой квартире навсегда.
Бр-р-р! Аж мурашки по телу!
Туманный призрак поправил волосы тем же жестом, что и Лера, и вдруг придвинулся поближе к монитору. Призрачные пальцы легли на клавиатуру.
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности: это что такое? Небесная цензура? Это вот так и переписывается мировая история? Да кто, вообще, дал право прикасаться к моим текстам? Это я здесь автор!
Я кинулся и чуть не вышиб призрака из-за «ноута», как вдруг остановился в сантиметре от видения, пораженный мыслью: «Что я делаю?! Это до какой степени я стал зависимым от какого-то не написанного романа, что готов с кулаками налететь, пусть на туманный, но образ любимой девушки?»
Если бы Леру тоже втянуло в этот мир, мы бы просто разругались в пух и прах, и вместо того, чтобы творить свою лучшую и единственную пока книгу, я бы мучился и переживал.
Получалось, что некий мировой, всеобъемлющий разум прекрасно понимает, кому и что нужно.
Выходит, что каждый человек в любую минуту своего существования всегда получает не то, что он истово желает, а то, о чем непрерывно думает. И совершенно не важно, мысли ли это о величии или размышления о том, что он – жалкий трус и унижение его никогда не кончится.